— Ну хорошо, — сказал он. — Бросим весь этот цирк. Давайте играть в открытую. Вот уже восемнадцать лет обе наши семьи живут верой. Каждая верит в свое. Карвили — в то, что выжила Лиза-Роза. Витрали — в то, что это Эмили. Что, кстати, подтвердил суд.
Марк вздохнул, подыскивая слова.
— Мадам де Карвиль. Лили выросла на моих глазах. За все эти годы у меня сформировалось твердое убеждение.
Он сделал паузу и продолжил:
— Мадам де Карвиль! Лили — не сестра мне. Вы меня понимаете? Между нами нет кровного родства. После крушения самолета выжила Лиза-Роза.
Маузер с сухим стуком упал на крышку рояля. Мальвина смотрела на Марка широко распахнутыми глазами, в которых светились изумление и радость. Вчерашний враг превратился в союзника. Шпион скинул маску и явил миру свое лицо.
Лицо друга!
Матильда де Карвиль не шелохнулась. Медленно текли секунды. Наконец она без всякого выражения сказала:
— Мальвина, вывези дедушку в парк.
— Баб, но я…
В глазах девушки стояли слезы.
— Делай что я говорю, Мальвина. Возьми Леонса и погуляй с ним в парке.
— Но я…
На сей раз Мальвина не сдержала слез. Она вышла, толкая перед собой коляску с бесчувственным телом деда.
27
2 октября 1998 г., 12.55.
Лили покачнулась и чуть не упала. Похоже, эти узкие барные табуреты специально такими задуманы: чтобы клиент знал, когда пора остановиться.
К ней это тоже относится.
Интересно, кто-нибудь додумался запатентовать конструкцию шаткого барного табурета?
Лили поднесла к губам стаканчик джина. Напиток больше не обжигал ей горло. Она уже практически ничего не чувствовала, кроме ставшей скользкой поверхности табурета.
В этом баре на улице Лапп — он назывался «Баррамунди» — она была единственной женщиной. Похоже, девушки не ходят сюда в одиночку, даже днем. Если, конечно, не имеют в виду вполне конкретных планов… Посетители бара старательно делали вид, что не обращают на нее внимания: тянули свое пиво, подливали из бутылок белое алиготе, судорожно заполняли клеточки кроссвордов или пялились в экран телевизора, передававшего запись одного и того же спортивного матча. И все же Лили кожей ощущала на себе их липкие взгляды — на голых ногах, на спине, на затылке…
«Забыться бы…»
Лили одним глотком допила джин и повернулась к бармену — благодушному мужику, лысый череп которого украшала одинокая прядь вьющихся седых волос.
— Что еще вы можете мне предложить?
Она уже попробовала водку и текилу. Водка понравилась ей гораздо больше. Но обучение только началось. До 18 лет она вообще не брала в рот спиртного. Первый бокал шампанского выпила ровно три дня назад. Что ж, пора наверстывать упущенное.
— Думаю, вам достаточно, мадемуазель. Вы и так много выпили.
«Да что он о себе возомнил, этот лысый тип с идиотским чубом? По ней что, не видно, что она совершеннолетняя? Уже целых три дня». Лили уже хотела ткнуть ему под нос своим удостоверением личности, но болван повернулся к ней спиной.
Метрах в двух от нее сидел мужчина в сером костюме с мятым галстуком, опустив нос в стакан, на дне которого плескались остатки жидкости коричневого цвета. Пожалуй, он был единственным в этом баре, кто не пытался раздевать ее взглядом. Лили склонилась в его сторону, для устойчивости вцепившись в барную стойку.
— Что это вы пьете?
Мужчина в мятом галстуке приподнял голову:
— Классика жанра. Скотч.
— Я тоже хочу. Бармен, налейте!
Бармен слегка нахмурил правую бровь:
— Вы уверены, мадемуазель?
— Брось, Жан-Шарль, — сказал мятый галстук. — Налей для меня.
Жан-Шарль снова нахмурил бровь, на сей раз — левую. Наверное, долго тренировался перед зеркалом.
— Последнюю? Мне не нужны неприятности…
Любитель скотча, демонстрируя ловкость, до которой Лили было далеко, отклонился со своего табурета и прижался к ней. Он не намеревался ее утешать, скорее наоборот судя по всему, он относился к типу людей, подпитывающихся чужими несчастьями и обожающих истории про пожары, наводнения и прочие бедствия.
— Ну? Как вы дошли до жизни такой, мадемуазель…
— Стрекоза. Мадемуазель Стрекоза.
Кажется, мужчина только сейчас заметил, что у его собеседницы фигура топ-модели и что весь бар, затаив дыхание, прислушивается к их разговору.
— Красивое имя… Стрекоза… А меня зовут Ришар. Я учитель. Преподаю в коллеже, в Буаэльдьё. Это в Двадцатом округе. В общем, сами понимаете…
Лили отпихнула его и протянула руку за стаканом. Отпила виски и сморщилась. «Гадость какая! Нет, лучше уж водку». Ришар понял, что его профессиональные заботы ее не интересуют, и сменил тему:
— Такая красивая девушка… И на профессионалку вы не похожи. Что вы здесь делаете? Как тут оказались? С вашей внешностью…
Лили нагнулась к Ришару, лишь чудом не свалившись с табурета.
— Поди сюда.
Она вдруг схватила его за галстук, притянула к себе и зашептала ему в ухо:
— Я скажу тебе, галстук. На самом деле я некрасивая. На самом деле я только притворяюсь красивой.
На лице Ришара мелькнуло недоумение:
— Чего-чего?
— Ноги… Грудь… Рот… Кожа… Все, что так нравится окружающим… Все, что им так хочется потрогать… Так вот, все это — фальшак. Латекс. Ничего настоящего.
— Ты… Ты…
— Я не вру. Все считают меня красивой, но на самом деле я — урод.
— Ты…
— Что ты заладил одно и то же? Я же тебе объясняю. Я — как ящерица. У меня несколько слоев кожи. Видел по телевизору кино про инопланетян? Они на вид как люди, но это все обман. Особенно тот, который у них за главного. Он выглядит как сногсшибательная красотка, а внутри — мерзкая рептилия. Вот и я такая же. Я — ящерица. Глотаю живьем лягушек. Понимаешь?
— Н-не очень… Я кино мало смотрю. Я преподаю…
Новый рывок прервал его речь.
— Это еще не все, галстук. Я тебе вот что скажу. Я не одна. Нас двое. Двое в одном теле, сечешь?
— Э-э… Ты имеешь в виду, что…
— Тсс… Молчи лучше. Ладно, мне пора. Всего через несколько минут… Знаешь что? Я должна сделать что-то очень плохое. Что-то такое, чего я делать не хочу. Меня от одной мысли с души воротит. Но я должна…
Ришар ухватил Лили за плечо — вовремя, иначе он упал бы. Затем провел рукой по ее груди, приблизил к ней губы и пробормотал:
— Зачем? Никто никому ничего не должен. Хочешь, я тебе помогу? Помогу снять фальшивую кожу? И мы вместе посмотрим, что там у тебя внутри. Что это за вторая подружка…
