– Ну, помню. И что с того? – проворчал Володька. – К чему ты клонишь?
– Тогда ты взял меня с собой в Рузу. И не пожалел. Именно после этой поездки мы смогли выйти на эту убивицу Сергееву. Причем с моим непосредственным участием. На этот раз я тоже смогу тебе пригодиться…
– Хорошо, поедем, – не сразу согласился Володька. – Завтра поутру. Умеешь же ты все-таки уговаривать. Откуда в тебе такой дар? Вроде бы ты раньше не был таким.
– Жизнь заставила. Нас, журналистов, как и собак, ноги кормят. Так куда прикажете прибыть? – бесхитростно спросил я.
– Не напрягайся, я за тобой заеду, – буркнул Володька. – Часиков в шесть.
– Утра? – невольно ужаснулся я.
– Нет, блин, вечера, – возмутился Коробов. – Конечно же, утра!
– Как скажете, господин майор юстиции, – браво ответил я и щелкнул каблуками. Образно, конечно, поскольку мои испанские мокасины на резиновом ходу никаких щелчков издавать не могли.
Ирина была уже дома. А я и позабыл, что уже год, как дал ей ключ от своей квартиры. Правда, пользовалась она им редко: всегда звонила в дверь, когда приходила ко мне. А тут, поскольку пришла раньше меня, открыла дверь своим ключом.
Почти полтора года вместе: это много или мало?
Наверное, немало, поскольку главное о человеке за это время можно узнать и сделать определенные выводы, а именно: хочешь ты быть с ним и дальше вместе или все-таки предпочтительнее расстаться.
И, наверное, немного, ведь в человеке могут быть скрыты до поры такие качества, которые сказываются при определенных непростых ситуациях, способных эти качества приоткрыть.
Некоторые подобного рода ситуации между нами уже произошли. Например, Ирина, такая целеустремленная, настроенная на успех в жизни и личное благополучие, открылась вдруг как заботливая и любящая дочь, когда попросила помочь своему отцу, режиссеру Альберту Пиктиримову, о котором я узнал почти случайно и на которого пало подозрение в совершении убийства, несмотря на то что виделись они с отцом редко, поскольку мама Ирины была с ним давно в разводе.
Импонировало мне и ее стремление в восстановлении справедливости относительно Саши Терентьевой, взявшей на себя чужую вину ради спасения больного брата. А ведь они с Сашей не были близкими подругами. Просто жили рядом и учились в одной школе, причем в разных классах.
А вот помочь Коле Терентьеву деньгами, которые были нужны ему для реабилитации после сложной операции на сердце, отсутствие которых могло свести на нет результаты операции и даже ухудшить состояние мальчика, вплоть до самого неблагоприятного исхода, какой только может быть, она желания не изъявила. А ведь могла, когда я сказал, что дам на реабилитацию Коли недостающие триста тридцать тысяч, и дал их. Она ведь тоже получила за съемки в фильме какую-то определенную сумму. Конечно, я знал, что она копит на машину, но жизнь мальчика и приобретение автомобиля – разве равноценные понятия? Но червоточинкой, пожалуй, ее поступок назвать нельзя. Женщины все воспринимают несколько иначе, чем мужчины. И всегда с большим трудом расстаются с деньгами.
Словом, быть рядом с Ириной мне хотелось. И я был почти счастлив с ней. Мешало только это «почти»…
– Пришел, наконец? – сказала она, когда я уже в двенадцатом часу появился в собственной квартире.
– Пришел, – ответил я.
– Ужинать не предлагаю, – подозрительно оглядела меня Ирина. – Вижу, что ты сыт.
– Да, мы с Володькой Коробовым уже поужинали, – сказал я, плюхаясь на диван.
– Рада за вас, – буркнула Ирина. – Ну, что, спать?
– Да, – произнес я. – Завтра рано вставать.
– Зачем это?
– У меня командировка. Мы с Коробовым едем в город Клин. Он должен заехать за мной в шесть утра.
– Это как-то связано с убийством Масловского? – спросила Ирина.
– Да. Возможно, у нас появится, наконец, настоящая зацепка в этом деле.
– Тогда и правда спать, – немного разочарованно произнесла Ирина.
– Да, спать, – согласился я. – Только сначала…
Я не договорил и развязал пояс Иркиного халата. Как я и ожидал, под ним совсем ничего не было… Правда, я чертовски устал, но мне это не особенно помешало.
Глава 10. Славный город Клин, или Лида номер два
Клин – город по-настоящему подмосковный. Каких-то семьдесят километров по Ленинградскому шоссе. Правда, нам пришлось немного потрудиться, чтобы побыстрее выехать из Москвы, но около восьми утра мы уже сворачивали с Ленинградского шоссе на Литейную улицу.
А вот и наш четырехэтажный «Г»-образный дом за номером пятьдесят дробь десять. Наверное, он был когда-то желтого цвета, поскольку теперь имел пастельный серовато-желтый тон. С одной стороны фасада, что смотрел на улицу Литейную, первый этаж занимал магазин «Пятерочка», а с другой стороны, смотрящей на улицу Менделеева, располагался широкопрофильный (удивительно, даже лечение пиявками!) медицинский центр «Анаис» с крыльцом под бросающимся в глаза арочным навесом.
Мы въехали во двор дома и остановились. Три подъезда, один угловой. Четыре этажа. Жильцов не так уж много, если учесть, что первый этаж дома занят «Пятерочкой» и «Анаисом».
– Ты фотографии Лиды-Карины взял? – спросил я.
Коробов как-то странно посмотрел на меня и буркнул:
– А ты как думаешь?
– Ну-у… Думаю, что взял, – ответил я.
– А на хрена тогда спрашиваешь? – вполне резонно заметил Володька.
Мы вышли из машины. Дворик с тыла дома был пуст. Двери подъездов закрыты. Никого…
– Что будем делать? – спросил я.
– Пока ждать, – не очень уверенно проговорил Володька. – Люди должны же ходить на работу.
– А потом? – задал я глупый вопрос.
– А потом перестанем ждать и начнем обходить квартиры, – нехотя ответил майор юстиции Коробов.
В течение часа из трех подъездов дома вышли всего два человека: пацаненок, которого, видно, послали в магазин за хлебом и молоком, и бабуся лет восьмидесяти, направлявшая, охая и кряхтя, свои стопы в поликлинику. Ни пацаненок, ни бабуся Лиду-Карину не знали и никогда в своей жизни не видели. Бабуся, глянув на фотографию Карины, даже сплюнула и произнесла четко определяющее Карину и очень емкое слово:
– Курва! – А потом добавила в сердцах, уже отходя: – Где они только подобрали такую?
– Какой славный город Клин, – заметил Володька, проводив бабусю взглядом. – Живут в нем лишь старые да малые, и никому на работу не надо…
Затем с четверть часа из подъездов никто не выходил. Мы лишь без толку околачивались возле дома, совершали, так сказать, оперативное наблюдение. Потом вернулся пацаненок с пакетом, в котором просматривались булка и пакеты с молоком. Он открыл дверь левого подъезда, и мы вошли следом.
