– Посторонних попрошу выйти!
Мигом оценил обстановку, шагнул к дивану и, поставив на пол объемистый пластиковый чемодан, принялся деловито копаться внутри, позвякивая чем-то.
«Я не посторонний», – подумал Стас, но вслух ничего не сказал, тем более что формально он был именно посторонним. Пока посторонним, и еще сегодня утром думал, что скоро перестанет быть таковым, но Ольга решила по-другому. Решила в своей манере – за себя и за него, хорошо, что ее мать сразу позвонила будущему зятю, как только почуяла неладное, и тот успел примчаться, хоть и в последний момент.
Стас прошел мимо женщины, направился в кухню и, выйдя на балкон, подставил лицо солнцу. Тепло, хоть и конец августа, но в запахе ветра уже чувствуется близкая осень. А вот и тучи, как по заказу, ползут с севера, тянутся вереницей, несут дождь и ненастье. Стас посмотрел вниз, на свою серую «Ауди», верную развалюшку, латаную-перелатаную, но еще готовую послужить ему верой и правдой. Рядом стояла белая «Газель» с красным крестом, водитель, распахнув дверь, курил, сидя боком на сиденье и сбрасывая пепел на асфальт.
Стас вздохнул, ведь они с Ольгой собирались в конце августа подавать заявление, но сегодня все пошло к чертям. Хотя нет, не сегодня, а раньше, гораздо раньше. Лет семь назад все началось или даже больше…
Минут через двадцать в коридоре послышались голоса – один громкий, уверенный, мужской, а женский на его фоне шелестел бледно и неуверенно. Мать Ольги явно просила врача о чем-то, но тот был непреклонен:
– Не могу, обязан по долгу службы. Вашей дочери головой думать надо было, прежде чем с жизнью счеты сводить. Не могу, – с расстановкой повторил он, попытался обойти ее вдоль стены, но она преградила ему дорогу. Врач переложил чемодан в другую руку, шагнул вбок, но та повторила его маневр. Впрочем, шансов против здоровенного дядьки у нее не было никаких, и она отлично это знала, но продолжала наседать на врача. И Стас понимал, в чем тут дело. Он вышел в коридор, улыбнулся как можно дружелюбнее и сказал:
– Можно вас на минуту?
– Я спешу, у меня вызовов много, – буркнул врач, но, подумав, шагнул навстречу Стасу, вошел в кухню и поставил чемодан на табуретку. Ольгина мать умоляюще смотрела на Стаса, прижимая ладони к груди, и казалось, что она близка к обмороку.
– Я сейчас, – сказал ей Стас, плотно закрыл дверь с толстым матовым стеклом посередине и повернулся к врачу.
Тот смотрел недовольно и даже ногой притопывал, точно собирался бежать с места в карьер. Удерживало его одно – полицейская форма на собеседнике, оружие в кобуре на левом боку и настойчивый тон – это Стасу, наконец, удалось. Он вытащил из нагрудного кармана и показал врачу свое удостоверение. Тот прищурился, вытянул шею, прочел шепотом: «Капитан Чирков», и отодвинулся, еще раз оглядев его с ног до головы.
– Как она? – спросил Стас, пряча «корочку».
– Нормально, угрозы для жизни нет, крови потеряла много, но это не критично. Голова у нее пока будет кружиться, но это пройдет. Пару дней пусть дома посидит, фрукты, орехи ест, гречку, мясо. Успокоительное, само собой. Сейчас я ей вколол, до вечера хватит. Потом пусть на перевязку сходит, и вам, возможно, позвонят, может быть, потребуется госпитализация в стационар…
– Не надо, – тихо сказал Стас, и врач отлично его понял. Набычился, засопел, но промолчал. Оба отлично знали порядок – о неудачливых суицидниках принято сообщать в ПНД, психушку, проще говоря. Ничего страшного в этом нет – подержат недельку-другую в отделении для тихих, понаблюдают и отпустят с миром. Но в базу внесут, на учет поставят, а это клеймо на всю жизнь: и о водительских правах можно забыть, и на приличную работу никуда не возьмут.
– Не надо, – повторил Стас, – мужик, будь человеком. Ну, ПМС у нее, ну, психанула, напугать меня хотела, чтобы женился побыстрее…
– Когда у баб ПМС, они посуду бьют, а не вены режут, – заявил врач и прошипел, глядя Стасу прямо в глаза: – Надо сообщить… А что я, по-твоему, в журнале укажу? Палец порезала?
– Придумай что-нибудь, ты же врач, тебе виднее. – Стас прикидывал, сколько у него с собой наличных. Сумма получилась смешной, ее даже неприлично предлагать этому не злому, но упертому мужику. Оставалось давить на жалость: – Сам подумай – ты же ей всю жизнь испортишь, ей двадцать три всего. Прикинь, что с ней будет, когда она из этого стационара выйдет, чего она там насмотрится. Зачем ей это? Она же не психопатка, в самом деле, не пойдет людей резать…
– А если пойдет? – исподлобья глянул на Стаса врач. – Или с крыши кинется? Что тогда?
– Не кинется, – уверенно проговорил Стас, – не кинется. Я прослежу. Да будь человеком, ты же врач, ты людям помогать должен, ты клятву давал!
С улицы раздался длинный гудок, и врач, подхватив чемодан, взялся за ручку двери. Стас вытянул руку, преграждая ему дорогу, и посмотрел мужику в глаза. Тот отвернулся, потоптался на месте, коротко ругнулся и произнес:
– Ладно, капитан, договорились. Оформлю как бытовую травму, неосторожное обращение с… По дороге придумаю. Но учти, если еще раз, рецидив… Сразу спецбригаду вышлем, адресок я запомнил. Мне проблемы не нужны.
– Не будет проблем. – Стас открыл дверь, пропустил врача в коридор, проводил до входной двери, закрыл ее и вернулся в квартиру. В кармане зазвонил мобильник, он взглянул на экран – звонил напарник, опер Макс Матвеев, он остался «на хозяйстве», звонить обещал только в крайнем случае, и, похоже, этот край уже пришел или вот-вот наступит. Стас сбросил звонок и вошел в комнату Ольги.
Та лежала, уткнувшись лицом в диванные подушки, мать сидела рядом и поправляла на дочери полосатый плед. Увидев Стаса, поднялась и отошла в сторонку. Хотела что-то сказать, но вместо этого махнула рукой и как-то очень поспешно вышла из комнаты, громко стукнув дверью. Стас посмотрел ей вслед и сел на краешек дивана. В комнате было тихо, сумрачно и очень душно, резкий запах лекарств еще не выветрился – шторы были задернуты, а окно, судя по звукам, приоткрыто самую малость. С улицы доносились голоса, гул машин и лай собак, потом где-то далеко запиликала сигнализация. Ольга не шевелилась, похоже, она спала. Стас наклонился к ней, прислушиваясь к ее дыханию, и вдруг услышал:
– Зачем? Зачем ты влез? Кто тебя просил?
От этих слов ему стало не по себе, он попытался обнять Ольгу, но та дернула плечом и плотнее закуталась в тонкий плед. Но перевязанные руки слушались плохо, двигались резко, как у марионетки, которую дергали за нитки. Стас поправил плед, Ольга почти исчезла под ним, виднелась только всклокоченная макушка и бледный, покрытый испариной лоб. То ли успокоительное так действует, то ли шок сказывается, то ли то и другое, вместе взятое.
– Я люблю тебя, – прошептал он, – ты мне нужна.
Снова стало тихо, только из коридора доносился легкий шорох и слабое потрескивание: похоже, мать Ольги решила там прибраться. Веник шуршал по полу, за окном лаяли собаки, а потом раздался мерный негромкий стук – это капли дождя упали на подоконник. Ольга всхлипнула и плотнее прижалась к спинке дивана. Стас положил руку на плечо девушке и сказал:
