– Значит, тебе звонила бабушка Ульрики Вендин? – Хуртиг свернул направо, на Санкт-Эриксгатан.
– Да. Она пыталась дозвониться до Ульрики, но без результата. Теперь ждет нас у дома с ключами.
С девушкой что-то случилось, подумала Жанетт. Но если ее молчание купили, может, беспокоиться не о чем? Может, Ульрика сидит сейчас где-нибудь в шезлонге с бокалом в руках.
Но вдруг с ней случилось кое-что другое?
А ну-ка успокойся. Не пугай себя раньше времени, мы пока ничего не знаем. Может, Ульрика просто встретила парня, влюбилась и провела эти несколько дней с ним в постели.
– Кстати, как прошел ланч? – спросил Хуртиг.
Оке пригласил ее на ланч – хотел поговорить о Юхане и обсудить, как быть с мальчиком дальше. Оке выглядел стройнее, чем ей помнилось, подстриженные ежиком волосы он отпустил, и Жанетт нехотя призналась себе, что скучает по нему. Может, со временем глаз замыливается? Начинаешь видеть изъяны вместо того, что когда-то привлекало?
Обсудив то, что касалось их обоих, Оке принялся хвастаться своими успехами и несколько раз намекнул, сколько значили для него агентские услуги Александры Ковальской. Жанетт испытала немалое облегчение, когда ланч завершился и они разошлись.
Расставшись с Оке у дверей ресторана, Жанетт успела еще поговорить по телефону с Юханом. Они договорились провести вечер перед телевизором – кино и футбол дома, в Эншеде. Футбол по телевизору вряд ли мог сравниться с присутствием на дерби Премьер-лиги, но у Юхана был радостный голос, когда Жанетт позвала его к себе. Глянув на часы, она подумала, что, вероятно, будет дома раньше его. Хотя нет. Никаких “вероятно”. На этот раз ему не придется ее дожидаться.
– Ты как будто рассеянна, – заметил Хуртиг. – Я спросил, как ланч.
Жанетт очнулась от своих мыслей.
– Ну, мы говорили в основном о делах житейских. Развод и все такое. Оке на выходных возьмет Юхана с собой в Лондон.
– Черт, сколько же он ездит. – Хуртиг сердито посигналил машине, свернувшей перед ними, не помигав. – Разве он не был только что в Бостоне? А перед этим в Кракове?
Жанетт кивнула, подтверждая: был.
– Просто надо выбрать правильную профессию, – разглагольствовал Хуртиг. – Мажешь красками по холсту и глядь – вдруг начинаешь зарабатывать кучу денег и разъезжать по миру.
Жанетт усмехнулась. Удивительно, какой он сегодня разговорчивый.
Они проезжали мимо метро “Турильдсплан”, и мысли Жанетт переключились на первого из убитых мальчиков. Казалось, что его нашли уже так давно! Как будто год прошел, с тех пор как мумифицированный труп обнаружили в кустах всего в двадцати метрах от места, где они сейчас.
– Слушай, – сказала Жанетт, когда Хуртиг свернул на Эссингеледен, на юг. – У меня для тебя плохие новости. Линнея Лундстрём погибла. Самоубийство. Повесилась у себя дома.
– Повесилась? – Хуртиг побледнел.
Жанетт кивнула.
– Дерьмо… – Хуртиг с силой ударил по рулю.
Остаток дороги они провели в молчании. Заезжая на парковку перед домом Ульрики Вендин, Хуртиг подал голос:
– Так, значит, она повесилась?
Он сбросил скорость и остановился. Жанетт видела, что он пытался улыбнуться, но попытка провалилась.
– Да. Ужас просто, – ответила Жанетт.
– Моя сестра тоже. – Вымученная улыбка. – Десять лет назад. Ей было всего девятнадцать.
Жанетт не знала, что сказать. Да и что тут скажешь?
– Я… – Она снова подумала, как мало знает о своем напарнике.
– Все нормально, – ответил Хуртиг, помолчав, и вымученная улыбка исчезла. – Я научился жить с этим дерьмом. Мы тогда сделали что могли. И маме с папой пришлось гораздо хуже.
– Я… я правда соболезную. Я понятия не имела. Не хочешь поговорить об этом?
– Честно говоря… нет. – Хуртиг покачал головой.
Жанетт кивнула:
– Ладно. Но если захочешь – просто скажи. Я здесь.
Жанетт обняла его, и они посидели молча. Наконец Хуртиг вздохнул и напомнил, зачем они сюда приехали.
Открывая дверцу машины, Жанетт увидела, как из подъезда выходит невысокая худенькая женщина. Женщина курила и оглядывалась, словно кого-то искала.
– По-моему, это она.
Они подошли к женщине, которая и правда оказалась бабушкой Ульрики Вендин. Крашеная блондинка, назвалась Кикой. Кика работала в парикмахерской на Гулльмарсплан, и Ульрика была ее единственной внучкой.
Они вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице. Перед дверью квартиры женщина достала связку ключей, и Жанетт вспомнила, как была здесь в прошлый раз.
Она тогда говорила с Ульрикой об изнасиловании, которому подверг ее Карл Лундстрём, и воспоминание наполнило ее унынием. Если существует что-то вроде справедливости, о какой пишут в стихах, у девушки все в конце концов должно устроиться. Но Жанетт в этом сомневалась.
Кристина Вендин сунула ключ в замочную скважину, дважды повернула влево и открыла дверь.
У Ханны Эстлунд в Фагерстранде вонь исходила от двух мертвых собак.
Здесь, кажется, пахло еще хуже.
– По-моему, надо звонить криминалистам, – проговорил Хуртиг, закрыв нос и рот рукавом. – И ничего не трогаем.
– Спокойно, Йенс. – Жанетт глянула на него, чтобы напомнить: здесь присутствует бабушка Ульрики, и не надо делать поспешных выводов.
Но сама почувствовала, как от тревоги свело желудок.
– А что? – Кика Вендин обеспокоенно посмотрела на Хуртига, а потом – на Жанетт. Она хотела было шагнуть в прихожую, но слова Жанетт ее удержали.
– Нам лучше подождать снаружи, – сказала Жанетт, одновременно жестом попросив Хуртига зайти в квартиру и осмотреться.
Женщина выглядела потрясенной.
– Почему такой ужасный запах?
– Пока не знаем. – Жанетт слушала, как Хуртиг с шумом ворочается в квартире. Они с Кикой тихо стояли и ждали. Через минуту Хуртиг вышел к ним.
– Пусто, – сказал он, разводя руками. – Ульрики там нет, а запах – от мусора. Старые креветочные очистки.
Жанетт выдохнула. Просто креветочные очистки, подумала она, взяла женщину за плечи и развернула ее.
– Давайте выйдем во двор, поговорим немного. Идемте.
Спокойно, подумала она, ведя встревоженную бабушку вниз по ступенькам.
– Я еще немного проверю, – сказал Хуртиг, и Жанетт кивнула.
На улице Жанетт предложила посидеть в машине.
– Там есть термос с кофе, если хотите.
Кика покачала головой:
– У меня скоро закончится перерыв, мне надо на работу.
Они присели на скамейку. Жанетт попросила Кику рассказать об Ульрике, но бабушка, кажется, имела весьма смутное представление о жизни собственной внучки. Она не знала ничего важного, а из ее скудного рассказа Жанетт заключила, что ей неизвестно даже об изнасиловании Ульрики.
