– Дальше у нас Карл Лундстрём и Пер-Ула Сильверберг, – продолжала Жанетт. – Мы знаем, кто их убил. Это Ханна Эстлунд и Йессика Фриберг. Они же убили бродяжку, которая жила в пещере, утопили Юнатана Седера, а потом застрелили его мать, Регину. Обе женщины покончили с собой, ты скоро прочитаешь о них в газетах. И все так или иначе замешанные в это дело посещали школу в Сигтуне.
“Тишина! Добро пожаловать в Гуманитарную школу Сигтуны.
Я посланница студенческого союза. И чтобы стать его полноправными членами, вы должны отведать приветственного дара высокочтимого ректора нашей школы".
София что-то ответила Жанетт, не слыша собственного голоса. Кажется, что-то вроде того, что она не удивлена. Что было неправдой.
Ханна и Йессика? София понимала, что надо реагировать эмоциональнее, но чувствовала только пустоту, происходящую от того, что – не сходится. Виктория знала Ханну и Йессику, обе они – не убийцы. Они безвольные “девочки с собачками”, и Жанетт тут определенно ошибалась, но София не могла сказать ей об этом. Пока не могла.
– Откуда вы знаете, что убийцы – эти двое?
Софии показалось, что в глазах Жанетт мелькнуло сомнение.
– Есть кое-что. Среди прочего – фотография, на которой Ханна Эстлунд топит Юнатана Седера в бассейне. У женщины особая примета – отсутствует безымянный палец на правой руке.
София знала, что это правда. Ханну укусила ее собственная собака, и палец пришлось ампутировать.
И все-таки… Констатация Жанетт выглядела несколько заученной.
На этот раз инициативу с поцелуем проявила София. Они остановились у ворот на Бундегатан, и руки Жанетт скользнули Софии под плащ.
– Так-то мы обсуждаем работу?
– Просто небольшая пауза, – улыбнулась София.
Они еще постояли в воротах, в ауре тепла своих тел.
Какое освобождение может дать физическая близость. Еще пять минут назад мысли были рассеянными, а теперь собрались в новую, более ясную конструкцию.
– Идем, – сказала наконец Жанетт. – Я хочу есть, не обедала сегодня.
Когда она подошли к ресторанчику, солнце уже висело низко, и тени от домов стали длиннее.
Сидеть на улице им показалось холодно, хотя несколько заядлых курильщиков дрожали под навесом, и они вошли в зал.
Открывая дверь, Жанетт серьезно взглянула на Софию.
– Шарлотта Сильверберг покончила с собой, – сказала она. – Несколько человек видели, как она спрыгнула с финского парома позавчера поздно вечером. Кажется, все в этой истории заканчивают безвременной смертью. Пока в живых осталась только Аннет Лундстрём, и мы обе знаем, что с ней.
Входя в застекленную дверь, София не думала ни об Аннет, ни о Шарлотте.
Она думала о Мадлен.
Которая ненавидит своих родителей и которая…
Ее мысли перебила Жанетт.
– Что меня больше всего бесит в этой истории, – проговорила она, снимая куртку, – так это что у меня так и не было возможности встретиться с Викторией Бергман.
София ощутила, как съеживается на ней кожа.
– Хотя был один довольно странный разговор.
“Здравствуйте, меня зовут Жанетт Чильберг, я из стокгольмской полиции.
Ваш телефон дал мне адвокат вашего отца, который интересуется, не согласитесь ли вы выступить на предстоящем судебном процессе”.
– А что там было странного? – спросила София.
– Ей разрешили защиту персональных данных, и она исчезла из всех реестров. Но зато я встретилась с ее старым психологом.
София уже знала, что сейчас скажет Жанетт.
– Странно, что пока мы не виделись, мне не пришло в голову сказать это тебе по телефону. Психолога Виктории зовут так же, как тебя, она живет в доме для престарелых в Мидсоммаркрансене.
Прошлое
Walk in silence, don’t walk away m silence.
See the danger, always danger.
Endless talking, life rebuilding.
Don’t walk away
[33]
.
В последний раз. Расставание, их последняя встреча.
Будь все так, как она хочет, она продолжила бы и дальше ходить к ней, но принятое ею решение требовало идти наперекор этому желанию.
Виктория Бергман больше не могла встречаться с Софией Цеттерлунд.
Она постучала, но вошла, не дожидаясь ответа. София, сидевшая в гостиной с вязаньем, подняла на нее глаза. Глаза казались усталыми. Может быть, София, как и она сама, не спала сегодня ночью, может быть, она тоже думала о сепарации.
Последняя встреча. Потом – ничего. Она понимала, что у нее развилась зависимость от Софии и что расставание может оказаться болезненным.
Все равно что на таблетках сидеть, подумала она. София – это наркотик. А может, я тоже наркотик – для нее?
Критики психотерапии часто называют отношения между клиентом и терапевтом фиктивными или неестественными, но Виктория знала, что все эти разговоры – ерунда собачья, по крайней мере если исходить из того, что терапевт хорошо справляется со своей работой. В ее случае ответ прост. Отношения между ней и ее терапевтом не фиктивные – они настолько честные, насколько только могут быть честными отношения между людьми. Но в них есть и зависимость.
Улыбка Софии была такой же усталой, как ее глаза. Она отложила вязанье и жестом пригласила Викторию сесть на диван.
– Хочешь кофе?
– Нет, спасибо. На сколько мне можно остаться?
– На час, как мы и договаривались. – София подозрительно глянула на нее. – Встретиться предложила ты, и ты просила меня обещать, что я не буду пытаться уговорить тебя изменить решение. Этот момент ты сформулировала очень четко.
– Я знаю. – Виктория села на диван, как можно дальше от Софии. Я приняла правильное решение, подумала она. Это в последний раз, так и должно быть.
Кое-что ее смущало. Вскоре у нее в руках будет решение суда Накки, и Виктория Бергман перестанет существовать. Какая-то часть ее знала, что она еще не до конца разобралась с собой, что Виктория не исчезнет потому только, что она перестала существовать юридически, документ не может стереть плоть и кровь. Другая ее часть знала, что это единственно верное решение, ее единственный шанс начать все сначала, исцелиться.
Стать другой, подумала Виктория. Стать, как ты. Она бросила быстрый взгляд на психолога.