Ульрика, подумала Жанетт, за несколько минут успевшая нарисовать в уме ужасную картину того, что находится за стеллажом. Тело Ульрики Вендин, замурованное в стену. Страшная картина исчезла, когда полицейский рванул дверь и она распахнулась настежь.
За дверью в стене оказалась тесная ниша, с полметра в глубину, и очень узкая лестница, круто уводящая налево в темноту. С потолка ниши свисал сломанный крючок в петле. Жанетт почувствовала, как растет напряжение в каждой мышце, в каждой жиле.
Спецназовцы снова взялись за работу.
Командир захватил двух своих самых опытных людей. Жанетт показалось, что прошло минут десять, прежде чем снизу, из-под пола, донеслось: “В подвале чисто!”
Жанетт с Хуртигом тут же заторопились вниз по тесной лестнице. Сухой спертый запах ударил в ноздри. Ничего, уговаривала себя Жанетт. Они там ничего не нашли.
Она вызвала в памяти образ Ульрики. Лицо, голос, движения. Если бы полицейские нашли ее внизу, живую или мертвую, они не сказали бы, что в подвале чисто.
Лестница спускалась в почти квадратную комнату, примерно пять на пять метров, в дальней стене – закрытая дверь. С потолка свисала лампочка, на полу стояли две большие клетки для собак, а все стены были увешаны картами, фотографиями, вырезками из газет и, слой за слоем, клейкими листочками всевозможных размеров.
– Что за… – простонал Хуртиг при виде клеток, и Жанетт поняла: он подумал о том же, что и она.
С потолка на веревочках свисали игрушки, Жанетт насчитала двадцать, в том числе деревянную собачку на колесиках и целый букет изорванных кукол “Братц”. Но главным впечатлением была бумага и снова бумага. Lhomme du petit papier, подумала Жанетт.
Вигго Дюрер – человек с записками. Откуда София могла это знать?
В комнате была полочка, на которой выстроились банки и бутылки, а также низкий открытый шкафчик, тоже заваленный толстыми кипами бумаги. На шкафчике стояли две игрушечные обезьянки – одна с тарелками, другая с барабаном.
Жанетт присмотрелась к стоящим на полке бутылкам. На некоторых были химические обозначения, на других – надписи кириллицей, но у Жанетт уже имелись предположения насчет их содержания. Бутылки были закрыты, но от них распространялся слабый едкий запах.
– Жидкости для бальзамирования, – пробормотала она и повернулась к Хуртигу, который побледнел еще больше.
Дверь в дальней стене открылась.
– Мы нашли другой ход и еще одно маленькое помещение, – сказал командир, и Жанетт показалось, что у него дрожит голос. – Кажется, там. – Он замолчал и снял свою балаклаву. – Там сушилка или вроде того… – Лицо его было белым как бумага.
Сушилка? – подумала Жанетт.
Их проводили в узкий коридор, едва в метр шириной и метров шесть-семь в длину. Весь забетонированный, он резко заканчивался пожарной лестницей, которая вела в отверстие на потолке. Луч света падал на блестящий металл лестницы.
Посреди левой стены была железная дверь.
– Сушилка? – Жанетт показала на дверь, и командир группы кивнул.
– Выход над пожарной лестницей ведет на задний двор, – сказал он, словно чтобы отвлечь Жанетт от закрытой двери. – Может быть, вы обратили внимание.
– Сточный люк в полу? – ворвался в разговор Хуртиг. – Я стоял на нем меньше получаса назад.
– Все верно, – подтвердил командир, – если бы мы сдвинули крышку люка, то увидели бы только решетку и темную дыру под ней.
Жанетт подошла к дальней стене коридора и посмотрела вверх. Примерно в метре над ней находилась решетка стока, а еще метром выше – сдвинутая в сторону крышка. В полумесяце отверстия виднелись силуэты двух полицейских на фоне вечернего неба. Жанетт показалось, что кто-то плачет.
Она повернулась к Хуртигу и командиру группы, которые стояли, опустив руки, перед дверью.
– Я ее открою, – объявила она. – Почему она закрыта, кстати?
Командир только покачал головой, глубоко вздохнул и медленно выговорил:
– О ком, мать его, вообще речь? Что за долбанутого мы ищем?
– Нам он известен как Вигго Дюрер, – ответил Хуртиг. – И нам примерно известно, как он выглядит, а в остальном мы понятия не имеем, что за человек…
– Это сделал не человек, – перебил командир группы. – Это вообще не человек.
Все трое молча смотрели друг на друга.
Стояли каждый сам по себе, пойманные бессилием. Слышно было только, как ветер обрушивается на крышу гаража и как полицейские ходят по саду.
Что-то напугало этих мужчин настолько, что они не решаются показать найденное, подумала Жанетт и вдруг заколебалась. Она вспомнила ад, разверзшийся перед ней сегодня в Государственном управлении.
Хуртиг легонько толкнул дверь.
– Там выключатель на стене, справа от двери, – сказал командир группы. – Освещение, к сожалению, люминесцентное.
Потом он отвернулся, и железная дверь медленно открылась.
С мыслью, что колебания и раздумья – лишь пустая трата времени, Жанетт включила свет и шагнула в помещение. В какую-то долю секунды ее мозг успел принять ряд инстинктивных решений, вследствие которых она постановила относиться к увиденному рационально.
Сначала зафиксировать увиденное, потом закрыть дверь, а остальное предоставить Иво Андричу.
Время для нее остановилось.
Она зафиксировала, что Ульрики Вендин в комнате нет, как нет здесь живых людей вообще. Зафиксировала и два больших вентилятора, по одному на торцовых стенах комнаты, и то, что через все помещение тянутся четыре тонких троса.
Зафиксировала, что висит на тросах и что стоит на полу посреди помещения.
Потом она закрыла дверь.
Хуртиг, отступивший на несколько шагов, стоял теперь, прислонясь к бетонной стене и сунув руки в карманы, и смотрел в пол. Жанетт заметила, как у него подрагивает челюсть, словно помощник что-то жует, и пожалела его. Командир снова обернулся, услышав, что дверь закрылась, выдохнул и тыльной стороной ладони провел рукой по лбу, но ничего не сказал.
Когда прибыли эксперты во главе с Иво Андричем, Жанетт с Хуртигом с печальным состраданием поглядели на молодые неиспорченные лица. Хотя на долю ассистентов выпал только холл музея Дюрера, с вырезками из газет, старыми игрушками и клейкими листочками, ребятам предстояло увидеть и нечто без названия, находящееся в сушильне.
Взяв пластиковые перчатки, Жанетт с Хуртигом предприняли первичный осмотр дикого количества самых разных бумаг и через некоторое время пришли к молчаливому согласию не обсуждать увиденное в той комнате. Иво Андрич в свое время все им объяснит. Этого достаточно.
София снова оказалась права, думала Жанетт. Ретроспективная выставка на тему кастрации, потерянной сексуальной принадлежности. Почему нет?
