На столе лежали десяток папок и бессчетное число пластиковых конвертов, в каждом – копии фотографий, сделанных Вигго Дюрером: трупы с Турильдсплан, Свартшёландет, из Данвикстулля и Барнэнген. Были и данные, не имеющие прямого отношения к делу, вроде того, что Вигго Дюрер несколько лет лечился от рака матки или что автомобиль, задевший дерево на месте находки в Свартшёландет, – тот же самый, что скрывался под брезентом на Хундуддене.
Но расследование еще не кончилось – раскрыт лишь четвертый случай. Существуют свидетельства еще о сорока трупах, и все эти документы следует передать в Интерпол.
Ничего уже не важно, думала Жанетт, потому что все замешанные в это дело мертвы. Даже убийца.
Вигго Дюрера нашли мертвым в киевском парке, он был застрелен в затылок. Дело об этом убийстве уже легло на стол Ивану Ловинскому, а потом за него возьмется Европол.
Это конец, думала она. И все-таки я не успокоилась.
Всегда найдется какая-нибудь заноза, что-то, чего нельзя понять до конца и из-за чего ты в конце концов обнаруживаешь себя наедине с вопросами, не имеющими ответа. Каждое расследование содержит такой антиклимакс, но Жанетт никак не могла смириться с этим. Как, например, с тем фактом, что она так и не нашла Мадлен Сильверберг. Не окажется ли она в решающий момент просто химерой? Может быть, убийства учениц Сигтуны и правда дело рук Ханны и Йессики? Она никогда не узнает этого наверняка, и с этим незнанием ей придется жить дальше.
“Что бы я делала, если бы у меня не было Юхана? – думала она. – Уволилась бы и просто куда-нибудь уехала? Нет, я бы на это не решилась. Может, попросила бы отпуск и занялась бы чем-нибудь другим. Хотя, скорее всего, вернулась бы на работу уже через неделю, потому что я могу быть только полицейским. Или не только?”
Этого она не знала. Знала только, что ее личная жизнь так же полна вопросов без ответа, как и ее расследования. Да и есть ли у нее вообще личная жизнь? Отношения?
– О чем думаешь? – спросил вдруг Хуртиг.
Молчание продолжалось так долго, что Жанетт почти забыла, что он сидит по ту сторону стола.
В отношениях с другими людьми видишь только часть человека, подумала она. Настоящая жизнь разворачивается в основном в голове, и выразить ее словами просто-напросто невозможно. Так что Жанетт ответила:
– Ни о чем. Я не думаю абсолютно ни о чем.
– Я тоже. – Хуртиг вяло улыбнулся ей. – И если честно, это довольно приятное ощущение.
Жанетт кивнула и тут же услышала шаги. По дверному косяку легонько постучали. Это был Биллинг. Он серьезно посмотрел на них, закрывая дверь.
– Ну как? – вполголоса спросил он.
Жанетт развела руками над стопками бумаг на столе:
– Мы закончили. Осталось только фон Квисту прийти и забрать то, что у нас есть.
– Так, так… – пробормотал шеф. – Но я здесь не поэтому. Всплыл один момент. Хочу сказать сам, пока вы не узнали откуда-нибудь еще. До вас, может быть, доходили слухи, что в государственной уголовной полиции идет внутреннее расследование?
У Биллинга был обеспокоенный вид, и Жанетт сразу поняла, в чем дело.
– Да, слышали кое-что, – сказала она. – Дело о детской порнографии.
Она ждала этого момента с тех пор, как София рассказала об автобиографии Каролины Гланц, хотя и не очень верила, что он настанет. Обычно слухи оказываются не более чем слухами, и Жанетт подумала о своих знакомых из уголовной полиции. Юный Кевин и Ларс Миккельсен. Ей снова стало плохо.
– Задержали одного из наших. Он с размахом, годами продавал детскую порнографию, – продолжил Биллинг. – Основную часть мы сами же и конфисковали когда-то. До чего мерзкая история.
Потом шеф назвал имя, которого Жанетт никогда не слышала.
Она почувствовала облегчение, и одновременно вернулось обязательное чувство антиклимакса. Оставшиеся без ответа вопросы, большинство из которых содержали “почему”.
– Просто ужасно. Это же последнее, что нам сейчас нужно, – вздохнул Биллинг. – Газетчики нас линчуют. – Он покачал головой и вышел, оставив дверь открытой.
“Газетчики? – подумала Жанетт. – Неужели в этой истории хуже всего то, что о нас будут писать газеты? Смешно”.
Она бросила взгляд на лежащие на столе доказательства и подумала: а как, интересно, отреагирует пресса, когда общественность узнает, что предшественник Биллинга, бывший начальник полицейского управления Герт Берглинд, был замешан в финансировании детской порнографии? Скорее кишки выпустит, чем линчует.
Когда Хуртиг вез Жанетт домой, в Гамла Эншеде, лапландская погода настигла и Стокгольм: пошел снег. Всю дорогу до дома они молчали и расстались, тепло обняв друг друга. Жанетт вытащила из почтового ящика рекламу, кое-какие счета и очередную открытку от родителей, сообщавших, что погода хорошая, что папа купил ей фуражку китайского полицейского и что они хотят домой.
Большие легкие снежинки, похожие на комки ваты, висели в воздухе над садом. Жанетт подошла к дому, не представляя себе, что будет делать в ожидающие ее два свободных дня.
Побуду с Юханом, успела она подумать, как вдруг завибрировал мобильный телефон.
Отпирая дверь, она достала телефон и взглянула на дисплей. Юхан сообщал, что они приземлились. Потом Жанетт заметила еще одно сообщение – его она пропустила. Наверное, оно пришло, когда она возвращалась из Онге. Сообщение от Софии.
“Прости”.
Опять я не прочитала сообщение вовремя, подумала Жанетт.
