Тем временем крепкий молодой воин, подняв из воды бесчувственное тело девушки, вынес его на остров, положил меж деревьями и опустился рядом на колени, в отчаянии схватившись за голову.
– Митаюки! – отпихнув его, кинулся к девушке Серьга. – Митаюки моя милая, только не это, господи, не-ет!!!
Глава 7
Зима 1584 г. П-ов Ямал
Бремя власти
Она пришла в себя от укачивания. Голова болталась вправо-влево, вправо-влево. Митаюки застонала, открыла глаза и увидела над собой медленно проплывающие на фоне неба сосновые кроны. А над ногами – лицо какого-то сир-тя с угрюмо сжатыми губами.
– Ты кто? – спросила она.
И тут же сбоку появилось лицо Матвея.
– Митаюки! Ты очнулась, моя ненаглядная? – Руку чародейки сжала крепкая мужская ладонь, которую девушка узнавала даже просто по прикосновению.
– Вестимо, очнулась, любый мой, – улыбнулась девушка. – Где мы? Что происходит?
– Побили мы одних дикарей, Митаюки, и тут же другие радостно вперед нас помчались, – узнала ведьма голос немца. – Вестимо, вождь наш торопится вражий город захватить, покуда туда весть не дошла, что защищать их больше некому. Мысль разумная. Ни сами не разбегутся, ни ценного ничего не спрячут. Не успеют. Будут дикари и с полоном, и с добычей.
– Святилище там сожгите обязательно! – попыталась приподняться чародейка. – И идола заберите.
– Да уж заберем, болезная, не беспокойся, – ответил Штраубе. – Атаман наш дело свое знает. Ты лежи, отдыхай.
Митаюки послушалась, закрыла глаза, но уже через несколько мгновений ее окликнули снова:
– Ты очнулась, мудрая Митаюки?! Ты цела? Голова не болит?
– Мне кажется, я цела, храбрый Тарахад, – вздохнула девушка.
– Я прикажу казнить этого трусливого бездельника!
– Какого? – не поняла ведьма.
– Вэсако-няра, который обязан был охранять тебя и не сделал этого! За трусость мы скормим его нуерам! Пусть сгинет там, откуда явились его предки! Как он мог подобное допустить?! Надеюсь, твое лицо пострадало не сильно.
– Мое лицо?! – Растолкав мужчин, юная чародейка вскочила, заметалась. Выхватила саблю из ножен мужа, подняла клинок перед собой. В полированной стали отразилось смуглое, круглое, юное и даже смазливое личико. Но наполовину лба над ним расплывался огромный фиолетовый желвак.
Митаюки облегченно перевела дух и прижала клинок ко лбу, громко ойкнув от ощущения холода. После слов великого вождя она ожидала чего-то совсем ужасного… Синяк же всегда можно спрятать просто под волосами или красивой налобной повязкой.
– Надеюсь, шрама не останется… – Она вернула согревшуюся саблю мужу, забрала у него топорик, прижала к синяку. Массивный обух держал холод намного лучше тонкой стальной полоски. – Уберите носилки, дальше пойду сама. Все, исцелилась!
Дорога шириной в три шага тянулась через на редкость сухой сосновый лес, пахла свежестью и пряностями. Видно, где-то неподалеку раскинулся невидимый из-за деревьев луг.
– До Верхнего Ямтанга далеко, храбрый Тарахад? – поинтересовалась чародейка.
– Завтра будем там, белая хозяйка. А самые молодые воины, мыслю, и раньше. Вона, как встрепенулись после победы! Несутся, что волчатник от трехрога. Твои воины не обидятся, если город начнут разорять без них?
– Я уже не раз говорила, вождь, они служат богу. Их интересует только святилище.
– Но ведь от баловства не откажутся? – ехидно ухмыльнулся Тарахад.
– Не откажутся, – чуть скривившись, подтвердила Митаюки.
– Чего ему нужно? – ревниво поинтересовался Матвей, оглянувшись на вождя сир-тя.
– Уже делит добро еще не взятого города. Я сказала, что могут брать все, кроме золота.
– А он?
– Смирился.
– Вот и правильно, – повеселел Серьга. – Нечего на чужой каравай рот разевать.
Победители очень спешили и на ночлег остановились совсем уж в поздних сумерках, почти в темноте. Перед сном, отчаянно зевая, воины подкрепились вяленым мясом из походных запасов. Казаки тоже уже начали дремать, когда сир-тя приволокли к их подстилкам связанного молодого воина, поставили на колени. Суровый Тарахад встал за его спиной:
– Этот трус, мудрая Митаюки, не смог защитить тебя, хотя и обязан был посвятить все силы твоему спасению! В знак уважения к тебе и во искупление вины опозоривший наш род трус будет предан смерти.
– Ты ли это, Вэсако-няр? – по острому носу узнала несчастного носильщика чародейка. – Но вас было двое!
– Ибедор-ци пал в битве, белая госпожа, – ответил паренек. – На нем нет позора. Но я не смог защитить тебя, не смог умереть вместо тебя.
– Что там такое? Что происходит? – начали беспокоиться казаки.
Со стороны, надо признать, картина выглядела странно. Воины из рода нуеров притащили одного из своих товарищей к ватажнице, поставили перед девушкой на колени и теперь сурово на Митаюки покрикивали, словно она была в чем-то виновата.
– Нашего носильщика хотят казнить за недостаточную храбрость, – объяснила по-русски чародейка. – Хотят выразить этим свое уважение. Придется бедолагу спасать.
– Они совсем обезумели? – возмутились ватажники. – Парень среди нас дрался! Он бестолковый, но не трус!
– Я все исправлю, – пообещала чародейка и перешла на язык сир-тя: – Разве он избавится от позора, если умрет, храбрый Тарахад?
– Своей смертью он хотя бы искупит позор, белая госпожа! – разъяснили воины, которые привели паренька.
– Он искупит позор, если спасет меня от гибели! – твердо ответила ведьма. – А смерть – это просто смерть. Она ничего не меняет.
– Но тебе ничего не грозит, мудрая Митаюки, – неуверенно сказал великий вождь, уже обнаживший кинжал с лезвием из обсидиановых пластин.
– Пусть охраняет меня до тех пор, пока такая опасность не случится, – пожав плечами, предложила чародейка. – Когда Вэсако-няр спасет меня от верной смерти, он обретет свободу и будет по достоинству зваться храбрым. И это будет справедливо. Разве не так?
– Твоя воля достойна уважения, мудрая Митаюки, – склонил голову Тарахад и вдруг сунул свой нож вместе с ножнами пареньку: – Вот, держи! Благодари белую госпожу, она дает тебе возможность смыть позор храбростью! Оставляю этого несчастного тебе, достойная женщина. Если ты будешь им недовольна, скажи мне.
На самом деле ни вождь, ни старшие воины не горели сильным желанием убивать своего соплеменника. Они лишь хотели показать себя достойными, честными и самоотверженными воинами, доказать твердость духа и преданность столь удачному союзнику. Сильному, почти непобедимому, бескорыстному. Чего стоила жизнь никчемного мальчишки, если она могла укрепить столь важные отношения?
