– Точно ли всех? – забеспокоилась Митаюки. – Священник-то в остроге остался!
– Коли кто заныкался, потом добьет, – ответил Серьга и громко скомандовал: – Приготовились, братки! Внимание! – И он хлопнул в ладони: – Шаг! Еще шаг! Еще шаг!
По каждому хлопку нуеры делали левой ногой вперед, подтягивали правую. И опять – шаг левой, подтянуть правую. И еще… Ровная деревянная стена, за которой покачивался копейный частокол, медленно надвигалась на усталых тотемников.
Поначалу это вызвало у язычников смешки – но тут вдруг из березняка со стороны острога на луговину высыпало еще с полсотни воинов со щитами, быстро выстроили стену. Сзади подтянулись копейщики.
Хлопок.
Хлопок.
Хлопок.
Две стены медленно зажимали тотемников между собой.
– Да убьем же их! – наконец вскинул над собой палицу один из вождей. – А-а-а!!! Смерть, смерть!
Толпа воинов сир-тя рьяно ринулась на стену, замахиваясь копьями и швыряя метательные палицы. Щиты затряслись, загрохотали от бесчисленных ударов, а потом в нуеров врезалась толпа. Обученные воины оперлись правой ногой, левым плечом нажали на щиты, опуская головы, прикрытые толстыми шапками. Сверху, со стуком сталкиваясь, замелькали копья, ища свои жертвы, а снизу нуеры чуть раздвинули щиты, с силой ударили в открывшиеся щели короткими копьями, протыкая животы и рассекая бедра, тут же щиты сомкнули, давая упасть раненым, снова раздвинули, ударили, сомкнули, выждали… Ударили.
Напор начал ослабевать, и над луговиной опять послышался хлопок. Шаг вперед. Еще шаг, переступая через окровавленные тела. Еще шаг, пригнув головы и держа наготове копья. Сверху, над щитами, второй ряд бил вперед длинными копьями, пытаясь достать до голов и тел врага, тотемники отбивались – так же, поверху, не видя смысла стучать в толстые деревяшки. А те шаг за шагом приближались, пока не наступал роковой миг. Щиты расходились – через щели быстро и сильно ударяли копья, сражая сразу по полсотни людей, – смыкались.
Шаг, еще шаг.
Уколы через щели.
И снова шаг, еще шаг.
Плотную деревянную стену было бесполезно бить палицами, пинать ногами, рубить топорами, колоть копьями. Но стоило оказаться слишком близко – как возникала щель, через которую выскальзывала смерть, достающая жертву если не с первой, то со второй, третьей или седьмой попытки.
Хлопок – шаг. Хлопок – шаг. Стены, смыкаясь, перемалывали тотемников, словно челюсти громадного двунога. Вот только клыков в них было куда больше, и каждый – со своим умением, ловкостью и жаждой мести. Пытаясь спастись, последние из сир-тя бросились в стороны, стали пробираться через торфяник, проваливаясь и увязая, но несколько метательных палиц избавили их от лишних мук.
Еще пара хлопков – и щиты ударили в щиты.
Матвей, раздвинув своих воинов, протиснулся вперед и крепко обнял Силантия:
– Вот и все, друже! Получилось! Объегорили!
– Мы победили, храбрые потомки нуеров! – вскинув руку, громко провозгласила Митаюки. – Отныне все города всех тотемников принадлежат вам! Идите и владейте! Во имя Иисуса Христа! Во славу нашего братства!
Победа на безымянной болотной луговине, со всем тщанием выбранной на долгом горячем кругу, в совете со знающими дорогу местными вождями, оказалась сокрушительной. В ловушке сгинули все самые крепкие и опытные воины тотемников и все самые мудрые и родовитые колдуны. И когда после нее на земли южных тотемных племен пришли крепкие сотни нуеров – сопротивляться им оказалось почти некому. В одном селении за другим ярко полыхали древние святилища, заменяемые крестами, смиренно отдавались новым властителям юные пленницы, потоком хлынули в северные города подарки от ушедших к белокожим иноземцам воинов.
Но, хотя потомки нуеров и помнили о родных очагах – о своих детях этим племенам стоило забыть навсегда. Новоявленная армия буквально боготворила своих странных командиров, аскетичных слуг великого распятого бога, и скорее подняла бы на копья собственных родовых вождей, нежели ослушалась приказа иноземца…
* * *
Девочка была хороша. Пухленькая, с длинными и густыми черными волосами, обрамляющими круглое светло-желтое лицо с вздернутым носиком и порозовевшими щеками, с большой мягкой грудью и округлыми, покрытыми мелкими пупырышками коричневыми сосками. Животик, бока тоже были гладкими и мягкими, а низ живота опушен редкими рыжими кудряшками.
Сехэрвен-ми успел усвоить, что, если просто насиловать рабынь – удовольствие заканчивается слишком быстро, и научился растягивать удовольствие на долгие часы, играя с беззащитной плотью. Эту пленницу он привязал руками вверх к верхнему бревну стены, благо там торчал толстый и достаточно длинный сучок, заткнул рот пятихвостой кожаной плетью и теперь пощипывал соски, наблюдая за содроганиями девичьего тела, отворачиваясь от ее жалобного взгляда, но прислушиваясь к частому дыханию.
Иногда от напряжения, от страстного желания ему становилось невмоготу, и Сехэрвен-ми запускал ладонь пленнице между ног, тискал там все изо всех сил – однако плотью своей не проникал, берег напряжение – а потом снова возвращался к игре с лицом девы, ее попочкой и грудью.
Не проходило дня, чтобы он не благодарил великого Нум-Торуна за невероятную удачу, случившуюся всего три месяца назад, после разгрома его города белокожими дикарями. Они выбрали в проводники именно его! Его, Сехэрвен-ми, одного из двух десятков пленников! Все, что от него потребовалось, – так это показывать дорогу и хвалить иноземцев, рассказывая сородичам из других племен об их мудрости и непобедимости. А взамен – он мог разорять побежденные селения наравне со всеми, брать себе любых женщин, присваивать любое оружие, одежду, украшения.
Иноземцы даже не требовали от него сражаться! Раз за разом перед стычками Сехэрвен-ми уходил назад, скрывался – но ни разу не услышал ни единого упрека! Белокожие дикари все равно позволяли ему после этого грабить и веселиться наравне со всеми.
– А еще их хозяйка сделает меня великим вождем нашего мира! – уже вслух сказал Сехэрвен-ми. – Ты представляешь, какое везение?!
В порыве чувств он опять запустил пятерню рабыне между ног, просунул палец во влажную теплоту и хорошенько там пошуровал.
И тут не к месту затряслась подпертая входная дверь:
– Сехэрвен-ми! Ты здесь?
– Бегу, госпожа! – Узнав голос, паренек метнулся к постели, накинул тунику, подбежал ко входу, ногой откинул пенек от створки, низко поклонился: – Хорошего тебе дня, белая хозяйка!
Митаюки-нэ вошла в комнатку, осмотрелась, чуть дернула щекой. Вслед за ней вошел и закрыл дверь Ганс Штраубе, бывший первым помощником и у хозяйки, и у ее мужа. Он тоже прошелся по светелке, остановился у лопоухого паренька за спиной.
– Ты, верно, уже знаешь о последних событиях, мой верный Сехэрвен-ми? – поинтересовалась Митаюки, критично, склонив голову набок, осматривая вздернутую у стены деву.
