– Коли казак ты, доля тебе от общей добычи положена! Митаюки сказывала, в Пустозерье с ней поедем, дом большой купим, двор, хозяйство заведем. В богатстве и ладе жить станем, забот не зная.
– Да, Ус-нэ!!! – встрепенулся, получив надежду, Маюни. – Море вскроется, в острог поплывем, долю свою у воеводы истребую. С ней за море уйдем. Там заживешь. Как хочешь заживешь! И я с тобою всегда рядом буду. Да-а…
– Конечно, радость моя, – крепко взяла его за руку казачка. – Я ныне за тобой, как нитка за иголочкой. Куда ты, туда и я, и все стежки у нас общие.
Она пошла к берегу, остановилась на краю берегового подъема, оглянулась на ледяное поле, смотрела долго и внимательно. Потом стащила зубами рукавицу, подняла к небу растопыренную пятерню, любуясь через пальцы на далекие цветные всполохи. Неожиданно сказала:
– Стену снежную сложи, Маюни. Ночью ветер с моря будет. Сильный зело. Как бы вещи не разметало.
Казачка оказалась права. Ночью поднялся жестокий шторм, такой сильный, что послушно сложенную следопытом стену из больших тяжелых блоков, вырезанных из твердого лежалого наста, опрокинуло. И если ни вещи, ни чум не сдуло – то только потому, что стена свалилась как раз на челнок, завалив его и изрядный край покрывала, вдавила кожаное полотнище между жердей дома.
А когда поутру остяк вышел на свет, то увидел, что море открыто. Могучий ураган разломал ледяной покров и вышвырнул зеленые полупрозрачные глыбы на берег, навалив торосы в рост человека высотой.
Казачка вышла следом, встала позади, обняла, прижавшись и дыша следопыту в самое ухо.
– Смотри, как повезло, Ус-нэ, – указал на пенистые волны остяк. – Ночью море открылось, да-а… Когда шторм утихнет, можно будет в острог поплыть.
– К полудню успокоится, – сказала Устинья.
Маюни, холодея, сглотнул, не без оторопи поняв, что именно так, в точности, все и будет. Похоже, духи не просто разговаривали с его Ус-не. Духи ее еще и слушались.
