На сцене двое мальчуганов изображали Люка Скайуокера и Дарта Вейдера.
― Переходи на темную сторону силы, вместе мы будем править галактикой!
― Нет! Никогда! Лучше смерть!
― Послушай, Люк: я твой отец, а ты мой сын.
«Хотя с тем же успехом могло быть и наоборот», — улыбнулся Джон.
Несомненно, в оригинале реплики были менее патетическими, чем то, что произносилось на сцене так называемого кино. Но Дэниэлс все равно был очарован энтузиазмом актеров, той энергией, которую они вкладывали в исполнение драмы, написанной в эпоху, так же далекую от них, как Греция Аристофана и Эсхила.
Дарт Вейдер был юношей лет двадцати в шлеме из папье-маше, вид которого красноречиво свидетельствовал о том, что автор костюмов никогда в жизни не видел оригинального фильма. Судя по всему, не видел его и сценарист. Создавалось впечатление, что реплики были взяты из воспоминаний страдающего болезнью Альцгеймера, причем с частым внедрением элементов из других частей саги.
Несмотря на все это, Джон получил огромное удовольствие. Отсутствие профессионализма восполнялось энтузиазмом авторов, а переписанный текст в некоторых отношениях был даже лучше оригинального. Фрейдистский аспект был полностью опущен, зато представление было пронизано духом надежды: в финале Люк, Дарт Вейдер и Хан Соло вели бунтовщиков и эвоков (окей, двух бунтовщиков и одного эвока — хорошенького ребенка, очень увлеченного своей ролью) в атаку против Звезды Смерти. Одно только веселье в финале, когда хорошие и плохие вместе праздновали на балу победу Силы, полностью окупало стоимость билета, как сказал Джон Управляющему после спектакля.
― А текст точно повторяет оригинал? — в беспокойстве спросил юноша.
― Не совсем. Но, на мой вкус, он в некотором смысле даже лучше.
― Серьезно?
― Конечно.
― А ты не мог бы... помочь нам восстановить утраченные реплики? «Звездные войны» — классика нашего репертуара.
Джон покачал головой.
― У нас есть более важные дела.
― У нас? У тебя с кем?
― У меня с тобой.
Они сидели в кабинете Управляющего. Зрение Джона не позволяло ему видеть детали. В комнате находились письменный стол, офисное кресло на колесиках. И два ветхих шкафа из тех, что когда-то использовались для хранения документации.
― Здесь хранится история Города, — гордо сказал молодой человек. Джон изобразил приличествующую взволнованность.
Во всей этой кажущейся довоенной нормальности был лишь один элемент, смысл которого он не понимал. Это была висевшая на одной из стен барочная рама внушительных размеров, казавшаяся совершенно пустой — за исключением крошечного квадратика в центре, который Джон видел как кусочек мозаики из цветного тумана.
― Ты чувствуешь себя достаточно окрепшим? — спросил Управляющий.
― Да.
― Мать говорит, что твое исцеление произошло ненормально быстро.
Джон улыбнулся.
― А что в нынешние времена нормально?
― Ты прав. Когда разразилось Чрезвычайное положение, мне было всего пять лет. Я мало что помню. Но я помню, что до этого было теплее и не было Созданий ночи.
― Вы все так их называете?
― Да, а что? А ты как их называешь?
Джон пожал плечами.
― Их везде называют по-разному. «Создания ночи» отлично подходит.
― Ты когда-нибудь сталкивался с ними?
― Да. А ты?
Юноша вздрогнул.
― Я нет. Но время от времени их встречают разведчики. Вот Вагант мог бы рассказать тебе пару историй, от которых мороз по коже. Это бесконечно странные создания.
― Да, это правда. Но ведь странность не обязательно должна пугать.
Управляющий улыбнулся.
― Ну от тебя-то это звучит как от заинтересованного лица, тебе не кажется?
Этот молодой человек, принявший на себя столь тяжелые обязанности, вызывал у Дэниэлса все большее восхищение. Сочетание неуверенности и твердости в его ауре было симпатично священнику. Дон не был прирожденным начальником, но согласился стать им. Время бросило ему вызов, и он принял его.
― Ответь мне на один простой вопрос. Эти Создания ночи когда-нибудь причиняли вам вред?
Юноша снова почесал бороду.
― Нет. То есть, не в прямом смысле этого слова. Но их присутствие невыносимо. Они как будто проникают в твою голову. В их присутствии чувствуешь себя очень странно, — он раздосадованно взмахнул рукой. — Но что я тебе рассказываю. Ты-то уж точно знаешь все это лучше меня.
― Я бы хотел пообщаться с этим Вагантом. Кто он? Кто-то вроде начальника вашей армии?
― Вроде того. Но армии у нас нет. Город — демилитаризованная и денуклеаризованная зона.
Он трижды запнулся, произнося эти сложные слова, которые Джон считал давно забытыми и похороненными в прошлом.
― С ним можно поговорить?
― Сейчас он ушел на разведку. Он вернется завтра, но будет уставшим. Послезавтра можешь поговорить с ним. За это время ты как раз успеешь рассказать «Тома Сойера» младшему классу.
На этот раз его слова звучали не вопросительно. Джон кивнул.
― И может быть, ты найдешь время и на то, чтобы все-таки рассказать мне, что ты делаешь так далеко от своего дома. Я даже могу допустить, что ты говоришь правду.
― Я действительно говорю тебе правду.
― Тем любопытней будет услышать твой рассказ. Но сейчас скажи вот что: что это за важные вещи, о которых ты хотел поговорить со мной?
― Я довольно сильно устал. Мне не помешало бы поспать несколько часов.
Управляющий был вовсе не глуп.
― Что-то мне не кажется, что ты действительно нуждаешься во сне.
― Хорошо, скажем так: мне нужна пауза, чтобы подзарядить батарейки.
― Сколько часов тебе нужно?
― Скажем, три.
― Ладно. Я провожу тебя до больницы и зайду за тобой через три часа.
― Спасибо. Да, и последнее. Если мои расчеты верны, то завтра должно быть воскресенье.
Управляющий пожал плечами.
― Ты не мог бы найти мне помещение? И сказать своим людям, что завтра в девять я проведу мессу и что все, кто захочет, могут прийти?
Управляющий задумался.
― Я дам тебе комнату. И сообщу Городу о твоей мессе. Но не жди аншлага. В здешних краях Бог вышел из моды.
