― Оружие и боеприпасы не проблема, — сказал Вагант.
Лицо Маркоса осветила счастливая детская улыбка.
― И бронежилеты у вас есть? — спросил он. — Я всегда мечтал о такой штуке.
― Конечно, есть, — ответил ему Крисмани. — Не сказать, что много, но есть. Мы нашли около двух десятков в офисе одного частного охранного предприятия.
― Можно мне один?
― Их носят только штурмовые группы.
Юноша не мог скрыть своего разочарования.
― Но я думаю, что для сына короля мы сможем сделать исключение, — поторопился сказать Вагант. Крисмани не возразил.
В глазах короля мелькнула какая-то нерешительность.
― Ты хочешь что-то сказать? — спросил его Дэниэлс.
― Я... если ты заберешь бомбу, что получим мы?
― По-моему, это очевидно. Вы останетесь в живых и останетесь на своей территории.
― А кому достанется территория Сынов Гнева?
― Это уже ваше с Альберти дело.
― Нам достаточно контролировать красную ветку к северу от Буонарроти, — сказал Вагант.
Крисмани кивком подтвердил его слова.
― А кому достанется бомба?
Дэниэлс решительно поднял руку.
― Бомба моя. Я вез ее в Рим, когда у меня ее украли.
― В Рим? Это очень далеко.
― Сюда я тоже пришел издалека. И я отвезу ее в Рим.
― Ты используешь ее против того чокнутого в красном и его людей?
― Я постараюсь не делать этого. Но если это будет необходимо, то да, я использую ее. Чтобы положить конец его омерзительному режиму.
Король долго раздумывал, покусывая губу. Потом встал и протянул руку Джону.
― Можно попробовать. Это безумие, конечно, но можно попробовать. Нужно разработать хороший план. Мой сын — стратег. Но только предупреждаю вас, что он ублюдок. В обоих смыслах, в том числе технически. Моя законная жена дарила мне только дочек. Но он остается ублюдком. Рожденным от одной служанки, которая доставляла мне удовольствие, когда мне было скучно. Не надейтесь использовать его как заложника. И если он захочет пойти на первую линию атаки, я не против. Дайте бронежилет, если ему так хочется. А каска не нужна, голова у него и так твердая.
Джон Дэниэлс пожал протянутую ему руку. Рука короля была мягкой и потной. Совсем не такой, как два часа назад.
Остальные встали. Джон Дэниэлс сделал это последним. Всякий раз присутствие Алессии вытягивало из него все силы. Ему нужно было оправиться, хоть он и не хотел показывать слабость.
― Мы разобьем лагерь на станции Пагано. Потом вернемся сюда, чтобы поговорить с вами и с Альберти, когда они явятся, — сказал Вагант. — Скажите им, чтобы решали побыстрее. Срок ультиматума истекает скоро.
Ни король, ни Маркос не ответили. Вагант и остальные попрощались легким кивком и вышли из комнаты.
― Ты доверяешь этому типу? — шепотом спросил Ваганта Серджио, когда они выходили из дворца.
― Ни на грош. А ты, Джон?
― Нет. Но у нас нет выбора.
― Ты выглядишь уставшим.
Джон улыбнулся Ваганту. Этот юноша ему нравился. Скромный, быстрый в решениях и в действиях, он был прирожденным командиром.
― Я немного отдохну перед тем, как отправиться.
― Отправиться? Куда?
― Я думал, это очевидно. В одиночку мы далеко не уйдем. Нам нужно... расширить ряды.
Даниэла посмотрела на него обеспокоенным взглядом.
― Ты же не хочешь сказать... ты же не пойдешь...
― Не волнуйся. Они не причинят мне вреда.
― Я пойду с тобой, — предложил Вагант.
― Нет, лучше не надо. Ты здесь нужнее. Судя по тому, что мы успели увидеть, Альберти понадобится курс ускоренной боевой подготовки. А слить три армии за такой короткий срок будет непросто. Вы с Серджио и Даниэлой уже сделали одно чудо, объединив армии двух городов. Теперь я прошу вас еще об одном чуде.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Потом Вагант кивнул.
― Ты прав. Значит, наши дороги расходятся. Тебе на восток.
― Похоже на то. Но, так или иначе, это дело решится быстро.
― Береги себя, Джон.
― Не премину. А вы держите нос по ветру. И порох сухим, как говаривал Оливер Кромвель.
― Кто?
― Забей.
Он улыбнулся на прощание и повернул назад, искать дорогу, ведущую к Улью.
Идя по переходам и открытым пространствам подземной станции, Джон встретил больше детей, чем за все время после Страдания. Здесь их были десятки, от пяти до десяти лет, с лицами всевозможных оттенков. Странный детский язык, на котором они говорили, показался Джону смешением нескольких наречий. Неустанная беготня и веселый гвалт напомнили малышей на какой-нибудь итальянской площади много-много лет назад. По-видимому, у Чинос была очень высокая рождаемость. Впрочем, презервативы, как и другие средства контрацепции (кроме известных человечеству еще с каменного века), стали воспоминанием, почти легендой. Как и сигареты, презервативы использовались не по своему прямому назначению, а в качестве валюты, в том числе и в Новом Ватикане.
«Вот были бы довольны ханжи-священники, которые так яростно боролись против контрацептивов, называя их орудием Дьявола», — с горькой улыбкой подумал Джон. А потом заметил — точнее, увидел, впервые увидел, — что эти дети выглядели здоровыми. Он с содроганием вспомнил комнату на станции Аврелия, где были заперты дети-уродцы, жертвы радиации, которые в этом поселении использовались в качестве убойного скота. Туннели, в которых жили Чинос, были достаточно глубокими, чтобы обеспечить надежную защиту от царившей на поверхности невидимой смерти. Но и здесь наверняка случались аномальные роды, появлялись на свет сыновья и дочери, которых ни одна мать не захочет прижать к груди. Джон ничего не хотел знать об этом. Он не хотел думать о том, как поступали люди, желавшие избавиться от других людей. Жизнь в этом мире и без того стала слишком ужасной, и не было нужды задавать себе явно лишние вопросы.
Жизненная сила этого поселения была настоящей усладой для всех органов чувств. Запахи, звуки, непрестанное движение.
Он увидел людей, играющих в маджонг. Стук падающих со стола на пол тяжелых костей звучал непрерывно и радостно, как биение сердца. Бойкая торговля на рыночных прилавках, влюбленный шепот молодой парочки за колонной и даже всхлипывания, доносившиеся из-за опущенных занавесок, звучали как музыка — в мире, забывшем, что такое настоящая музыка.
