Улетев, они обнажили разрушенный небоскреб в двадцать этажей, почерневший от пожара.
Это невероятное видение сковало льдом сердца солдат.
Когда последнее крылатое создание скрылось, на колонну опустилась пелена страха. Гнетущее ощущение, осознание того, насколько ничтожны были их силы против мощи этих устрашающих и не доступных понимаю существ, выкованных в огне Страдания.
Перед лицом Ночных Созданий люди ощутили себя невероятно маленькими и беззащитными.
В грузовике воцарилась тишина. Даже бесноватый блондин сидел молча, опустив голову, как будто оглушенный ударом дубины.
Первым в тишине прозвучал голос Самуэля:
― Мы не должны бояться этих созданий. Они либо будут сражаться на нашей стороне, либо не выйдут на поле боя. Но против нас они ничего не предпримут. Не бойтесь. Давид был пареньком, вооруженным одной только пращой, и тем не менее он победил Голиафа и принес Израилю победу над филистимлянами.
― Вы, иудеи, здоровы рассказывать истории, — возразил ему самый старый из Альберти, — но ты видел этих Монстров? Их тысячи.
― Какой смысл бороться против Сынов Гнева? Надо бороться против Монстров! — добавил блондин.
Самуэль отрицательно помотал головой.
― Если не можешь победить кого-то, нужно стараться сделать его своим союзником. В данный момент наш враг — люди, а с Созданиями ночи у нас перемирие. Я не знаю, сколько оно продлится. Но зато знаю, что, если мы хотим спастись, нам нужно воспользоваться им.
Поразительным образом никто ему не возразил.
Колонна возобновила движение. Еще один грузовик не смог завестись. Пассажиры покинули его и распределились по трем транспортным средствам, покрытым маскировочным полотном. На остальных грузовиках места уже не было.
Джон задумался о том, что могло находиться под этими чехлами.
Они проехали мимо небоскреба, с которого слетело облако Созданий ночи. Если не считать высоты, он совершенно не отличался от остальных обгоревших зданий, ни от тех, что уже проехали, ни от тех, что вырисовывались впереди за густой пеленой снега. И все же, проезжая мимо этого здания, все чувствовали сильную подавленность.
Самуэль наклонился к Джону.
― Как они тебе показались? — прошептал он на ухо священнику.
― Не слишком-то дружелюбные.
― Но и не враждебные.
― Да, не враждебные, — подтвердил Джон.
― Но их вид явно не поднял боевой дух наших войск.
― Да уж.
― Это заставило солдат довольно радикально переоценить наши силы, — вздохнул раввин. — Не понимаю, зачем они это сделали.
― Их логика сильно отличается от нашей.
Самуэль покачал головой.
― Мы не можем знать, что они хотели сказать этим.
― При условии, что они действительно что-то хотели сказать.
― Именно, — согласился раввин.
Дорога становилась все более неровной. При каждом толчке солдаты подскакивали и наталкивались друг на друга. Теперь их окружала полная тьма.
Проехав еще около километра или полутора, они остановились.
― Что такое? — спросил блондин.
― Цыц! — заткнул его один из солдат Бонолы.
― Мы приехали, — шепотом ответил другой.
Они выгрузились, стараясь производить как можно меньше шума. Двигатели всех автомобилей были выключены. Только пикапы с пулеметами и три закамуфлированных грузовика все еще оставались заведенными. Их двигатели были самыми тихими из всей колонны. На ветру, который продолжал усиливаться, их было почти не слышно.
Они разделились на группы в соответствии с указаниями Ваганта и Крисмани, старавшихся формировать равные по силе отряды. Было довольно непросто уговорить Альберти войти в состав групп, по большей части сформированных из Чинос, но в конце концов это удалось сделать. Единственное, на что они так и не согласились, — вступить в отряды, в составе которых были женщины.
Дэниэлс отправился на поиски своего отряда. Он нашел его через три грузовика от того, в котором приехал. Самуэль решил не искать свой и присоединиться к группе священника.
― Не думаю, что они заметят твое отсутствие, — ехидно прокомментировал блондин, оказавшийся в том же отряде. — Посмотрите-ка на него! И на его дружка! Два пугала огородных. Эй, вы не метлы в руках держите! Вы хоть стрелять-то умеете? Знаете, откуда вылетает пуля?
― ОТСТАНЬ ОТ НИХ, — прогремел громкий, не терпящий возражений голос.
Солдаты Бонолы вытянулись по струнке.
На Серджио Крисмани была безупречная форма. Под расстегнутым камуфляжным плащом виднелись три ряда разноцветных лент. На этом подражании орденским планкам прошлого каждая лента символизировала участие в трудном предприятии или победу над врагом — человеком или существом иной природы. В этих разноцветных лентах терпеливой рукой была записана военная биография молодого человека. Джон не знал, что означает каждая из них, но прекрасно видел, какое уважение испытывают солдаты Бонолы по отношению к молодому человеку, чей совершенно спокойный вид мог любого ввести в заблуждение.
― Никаких пререканий между людьми под моим командованием. Как тебя зовут, солдат?
Медведь пробурчал:
― Иван.
― Значит, так, Иван. Слушай хорошенько и не заставляй меня повторять: сражаться бок о бок с такими гондонами, как вы, не доставляет мне никакого удовольствия. Но мне было приказано терпеть вашу компанию, и я буду делать это, пока мы не достигнем своей цели.
Он осмотрел два десятка людей, оказавшихся в его отряде.
― Если кто-то из вас забыл, напомню: наша цель — захватить логово Сынов Гнева, отнять у них бомбу, вернуть домой заложников и сделать так, чтобы эти ублюдки больше нам не надоедали. Все остальное не имеет значения, и вы должны забыть обо всем, по крайней мере, до тех пор, пока мы не закончим свою работу. Понятно?
Все, кроме блондина, закивали.
Крисмани подошел к нему вплотную.
― Понятно? — спросил он твердо.
После некоторого колебания медведь неохотно кивнул.
― Когда все закончится, — заключил Крисмани, — если захочешь, можем набить друг другу морды. Или, точнее, ты попытаешься набить мне морду, а набью ее тебе я. А сейчас встань в ряд с остальными и прибереги свою злость для сражения.
Не дожидаясь реакции солдата, он повернулся к нему спиной и знаком велел отряду следовать за ним.
Они остановились на одной из боковых улиц. Вокруг была полная темнота. Их путь освещало всего несколько приглушенных фонариков. Заброшенный парк напоминал кладбище с крестами и надгробиями из обуглившихся деревьев.
