Я молча покурила секунд тридцать, и Нинель начала наступление с другого фланга.
— Сима, я тут по случаю комплект постельного шелкового белья купила… Совсем дешево, цвет сиреневый. На мою кровать не подходит… Тебе не надо? Подаришь своей Музе.
Я чуть не задохнулась от возмущения. Нинель не знала, что Зайцева, обсуждая, кто что будет дарить Тошику на сорокалетие, давно сообщила: «Матюшины приготовили комплект шелкового белья сиреневого цвета».
Получалось — Нинель торгует ненужным подарком.
— Сколько? — Мне было интересно, как далеко заходит людская подлость.
Оказалось, дальше некуда. За комплект итальянского белья Нинель назначила смехотворно низкую цену. Как взятку давала за молчание.
— Бери, Симочка, сделаешь подарок Музе Анатольевне. Она уже знает, что ты ее челюсть потеряла?
— А ты откуда знаешь? — удивилась я.
— Галка сказала. Я в субботу утром ей звонила.
Понятно. Видимо, Нинель узнала от Зайцевой о потерянной сумке, потом уехала на строительство и еще не знает, что сумку предлагали вернуть.
— Так ты белье берешь?
— Нет. Муза сиреневый цвет не любит.
В обеденный перерыв я сходила в соседний супермаркет и выбрала для свекрови комплект шелкового постельного белья нежно-розового цвета. Только выбрала, так как денег на его покупку не хватило, а занимать не хотелось. «Обрадую Музу в среду. Белье прекрасно подойдет к бордовым шторам», — подумала я и отправилась к кабинету дантиста Рубинштейна. Я хотела узнать, как быстро Самуил Лейбович изготовит Музе Анатольевне новые нижние зубы.
Дальше крыльца я не прошла. На двери стоматологического кабинета висело объявление: «Извините, прием временно прекращен. Врач в отпуске. Ждем вас семнадцатого августа».
Невероятное совпадение! Или дурацкое счастье.
Приехав домой, я обнаружила Музу Анатольевну, стоически привыкающую к старым химкинским челюстям.
— Я нашла в тумбочке визитку Самуила Лейбовича, — вздохнула Муза. — Позвонила в кабинет, но там никто трубку не берет. Как ты думаешь, Симочка, после аппендицита долго восстанавливаются? Или позвонить в горздравотдел, узнать у них домашний телефон Рубинштейна, справиться по телефону у его родных, куда он зубки дел?
— Сомневаюсь, мама, что в горздравотделе дают такие сведения.
— И я так думаю, — горестно пробормотала Муза Анатольевна и потерла пальцем передние резцы. — Лучше б я котлет навертела…
Вместе с овощами, хлебом и «рокфором» я принесла из магазина плоскую бутылочку с коньяком. Выставив ее на стол, принесла два фужера и налила много — почти на треть.
Муза Анатольевна следила за моими передвижениями и готовилась к худшему. Выпивать за ужином в семье Мухиных не принято.
— Самуил Лейбович умер? — попыталась догадаться Муза.
— Нет, мама. Виктория умерла…
— Как?!
— Инфаркт.
Лучше бы я дала ей спокойно поужинать.
Муза плакала, Людвиг тоже переживал. Пес знал, что такое сделать, чтобы развеселить хозяек. Он раскопал где-то старую засохшую кость, принес ее на кухню и положил на тапку Музе.
Свекровь даров не приняла. Со словами: «Пусть земля ей будет пухом» — Муза Анатольевна выпила коньяк.
Пес принес потертый теннисный мячик и попросил с ним поиграть. Я швырнула мяч в прихожую, он закатился под тумбочку с обувью, и Людоед, распластавшись по полу, попытался втиснуться в узкую щель. Наполовину втискивание удалось. И Люда застрял. Ерзая толстой попой и чихая в пыли.
Мы с Музой повторили коньяк и очнулись только тогда, когда псу стало совсем невмоготу и он заскулил так, словно тумбочка пилила его надвое.
— Ах, Людочка! — всхлипнула свекровь и понеслась выручать животину.
Все-таки у нас на редкость умная и талантливая собака. Обычно ловкий в проделках Людвиг никак не извлекался из-под мебели. Пес изображал острый приступ клаустрофобии и отвлекал горести мира на свою толстую застрявшую задницу.
Пока мы с Музой освобождали тумбочку от обуви, пока приноравливались и поднимали ее вверх, пес успел нажаловаться и исчерпать месячный лимит скулежа. После этого извлеченного Людоеда понесли в ванную — отмывать от пыли хитрую крокодилью морду.
Заботы о собаке растормошили свекровь, и, плюнув на фарфоровые улыбки невест, Муза Анатольевна надраила химкинскую челюсть (нижнюю) и спустилась во двор.
Стоя на балконе, я видела — модный шелковый веер Муза Анатольевна почти не отнимала от лица. Надеюсь, заботы о внешности отвлекут ее окончательно.
Покончив с ужином, я помыла посуду, убралась в прихожей и села к телефону.
Первый звонок был Зайцевой.
Неожиданно вместо разговоров о Вике Галина начала выяснять, что за Лев приезжал со мной к Тошику.
— Мой знакомый Лев, — скупо пояснила я.
— Тот бандит? — не унималась Зайцева.
— Тот. Но не бандит.
— Ага. Уже не бандит. Он завтра будет?
Такое ощущение, что речь идет о вечеринке в ресторане. Я окончательно разозлилась, послала подругу на фиг и собралась положить трубку.
— Стой! Мухина, стой! Расскажи, как сумку получила.
Эта тема вызвала у меня энтузиазма меньше, чем объяснения насчет знакомых Львов.
— Не получила. На меня грузовик наехал.
— Как?!
— Как видишь, не насмерть. Людвиг дернулся на проезжую часть, и нас чуть не раздавило…
— Батюшки светы! — запричитала Зайцева. — Тебя не задело?
— Только ветром, — вздохнула я. — Ты нашим всем позвонила?
— Всем, — Галка быстро отчиталась и вернулась к грузовику. — Водитель трезвый был?
— Не знаю. Он сбежал. — Объяснять по телефону что-то о нитяных перчатках и трезвой походке мне не хотелось. — Тихомировы с рыбалки вернулись?
— Да. Ты сильно испугалась?
— Очень. Галь, ты Антошу видела?
— Не видела, — Зайцева вмиг погрустнела. — Мне Тошика хватило. Выглядит как восковой манекен. Бледный, неживой. Он Вику полгода уговаривал в больницу лечь… А она… ну ты сама знаешь. Упрямая… была…
Галка рассказала, как они сегодня с Матюшиными ездили венки заказывать, как Нинка переживает, что в пятницу поругалась с Викторией…
— Венок общий купили? — спросила я.
— Что ты! Я от себя, мамы и Полины. Матюшины отдельно. А ты?
— Я по телефону заказала. Завтра заберу.
— А твой бандит?
Я сказала: «До свидания», — и повесила трубку.
Оказалось, «мой бандит» интересует не только Зайцеву. Едва я успела подумать, кому еще следует позвонить, с прогулки вернулись Муза Анатольевна, Людвиг и… Ираида Яковлевна, которая заглянула «выпить чашечку зеленого чая».
