— Откуда?
— Из Курска, — девушка осторожно, стараясь не опрокинуть, взяла дрожащими руками стаканчик и отошла к столу, рядом с которым Салтыков разглядел коричневый облупившийся чемодан с металлическими уголками.
— Из Курска? — удивилась продавщица, не желавшая прерывать беседу, — как же тебя на Ленинградский-то занесло?
— Так получилось, — ответила девушка, и Салтыкову показалось, что она сейчас заплачет.
Он попросил гамбургер, потом, подумав, добавил:
— Пожалуй, мне тоже дайте кофе.
— А чего, могу и вам дать, не жалко, — пошутила словоохотливая продавщица и поставила перед ним такой же белый пластмассовый стаканчик.
Пить эту бурду он, конечно, не собирался, но ему почему-то захотелось постоять рядом с девушкой и хорошенько рассмотреть ее. Зачем — он и сам тогда толком не понимал.
— Вы разрешите к вам присоединиться? — спросил он, в упор глядя на нее.
Она ничего не ответила, только кивнула и испуганно посмотрела на богато одетого дядьку, который зачем-то пристроился за ее стол, хотя все остальные были совершенно пусты.
— Так вы из Курска? — переспросил Салтыков, решив, во что бы то ни стало завязать разговор, и откусил большой кусок гамбургера. — Курск — хороший город.
Сейчас она спросит: «Вы бывали в Курске?» — и они познакомятся. Однако вопроса не последовало: девушка продолжала молча, маленькими глотками пить горячий кофе.
«Однако, — подумал Салтыков, — разговорчивостью она не отличается. Ну ничего, торопиться нам некуда».
Он даже почувствовал интерес, что-то вроде охотничьего азарта. К тому же, отойдя к столу, девушка скинула с головы серый шерстяной платок, и он увидел, что у нее красивые русые волосы, чистые, блестящие, не испорченные ни краской, ни перманентом, и большие серые глаза, которые могли бы даже показаться красивыми, если бы не выражение испуга, по-прежнему не сходившее с ее лица.
— Я много раз бывал в Курске, — продолжал он гнуть свое, — у меня там были выставки. Погодите (он сделал вид, что вспоминает, будто она, желая этого или нет, уже стала его собеседником, пусть даже и молчаливым), погодите… В каком же году? Да, первый раз в девяносто третьем, а второй… второй, кажется, два года назад. Вы не были?
— Вы — художник? — спросила она наконец. Голос у нее был тихий и тоже какой-то испуганный.
— В некотором роде. Только я работаю не красками, а фотоаппаратом. Я — фотохудожник и делаю портреты. И за свою жизнь наснимал много-много известных людей. Так вы не были на моей выставке?
— Нет, я даже не знала, — ответила она наивно, и Салтыков подумал: «Ну и молодец, тем более что никогда никаких выставок в Курске у меня и не было. А вот губки у тебя пухленькие. И щечки тоже».
— Это не страшно, — сказал он вслух, — у меня скоро в Москве будет еще одна, вот и посмотрите. Я надеюсь, вы еще не уезжаете?
— Не знаю, — ответила она совсем тихо, и ему снова показалось, что она собирается заплакать.
— Вы впервые в Москве? — спросил он таким тоном, каким журналисты задают вопрос американской кинозвезде, только что сошедшей с трапа самолета.
— Да.
— Правда? И как вы нашли столицу?
«Что это он? Шутит?» — подумала она, а вслух сказала:
— То есть как это — «как нашла»? Села на поезд и приехала.
Салтыков расхохотался.
— Да нет же, в том смысле, что — как она вам понравилась?
— A-а… — девушка смутилась и покраснела так, что на глазах у нее выступили слезы. — Не знаю, я ее не видела.
— Как же так? Зачем же вы приезжали? Если не секрет?
— Не секрет, — она чуть-чуть усмехнулась. — Приезжала, чтобы найти работу.
— Ну? И что же? Нашли?
— Нет.
Увидев, что у нее снова задрожали губы, Салтыков сделал сочувствующее лицо.
— Правда? А на какую же работу вы хотели устроиться? На какую-то определенную?
— Да нет… Мне подруга, наша, курская, написала: приезжай, мол, я тебя устрою. Ну я приехала, а ее нет.
— Как это — нет?
— Нет и все. Я несколько раз к ней поднималась, звонила, никто не открывает. А соседка сказала, что никто в этой квартире больше не живет.
— Да… неприятно.
— Я думала, все-таки подожду до вечера, вдруг придет. Поднялась к ней в последний раз полчаса назад… Было уже почти двенадцать ночи… А ее все нет. Значит, действительно, съехала…
— Что же вы ее не предупредили, что приедете?
— Да я написала, но давно. Уже месяц как. Или даже больше. Наверно, она не дождалась.
— Конечно, не дождалась. В Москве, знаете, какая жизнь? — бодро спросил Салтыков. — Кто не успел, тот, как говорится, опоздал. Да вы не расстраивайтесь, мы что-нибудь придумаем. А почему, правда, вы на Ленинградском вокзале, если вы из Курска?
— А подруга живет… вернее, жила, здесь рядом.
— Вот оно что… А сами-то вы чем хотели в Москве заниматься?
— Чем? — переспросила она, — да хоть чем! Помыть, убрать. Могу и торговать, если надо.
— A-а… — ответ его разочаровал, и он спросил с некоторой надеждой: — А ваша подруга?
— Не знаю. Да она и не подруга мне. Так, знакомая.
— Понятно. Ну и что же вы сейчас-то собирались делать? Домой ехать? Или все-таки работу искать?
— Не знаю. Думала, переночую на вокзале, а завтра матери позвоню, чтобы денег прислала…
— А, так у вас денег нет, — «догадался» Салтыков, — то-то, я смотрю, вы пустой кофе пьете… Ну-ну-ну, не плакать! Только не плакать! Сейчас мы с вами, знаете, что сделаем? Во-первых, вам надо поесть…
— Не надо, я не хочу… — она еще пыталась сопротивляться, но слезы уже рекой лились по ее пухлым щекам.
Салтыков отошел к прилавку и вернулся с еще одним гамбургером в руках.
— Вот, для начала вы должны это съесть.
— Неудобно как-то…
— Ешьте, ешьте, — он чувствовал себя благодетелем человечества, — вы ведь, наверное, с утра ничего не ели?
— Да я думала, приду к ней, а там уж…
— Ну да, придете, а там пир горой… Ладно, ладно, не смущайтесь, я шучу. А вообще, поторопитесь: мы с вами сейчас поедем ко мне… Что вы на меня так смотрите? Чего вы испугались? Вы же говорили, что готовы полы мыть, убираться и все такое? Ну, так вот: моя жена посмотрит на вас и, может, возьмет вас в домработницы. Хотите?
— Хочу.
— Ну вот. А не возьмет, так мы что-нибудь другое придумаем. Вы хоть переночуете у нас. Ну? Согласны?
* * *
Тоне казалось, что она попала в сказочный сон. «Дядька» подвел ее к шикарному автомобилю, убрал в багажник чемодан и распахнул перед ней переднюю дверцу. В машине пахло шоколадом, вкус которого она давно забыла, сигаретами, духами и чем-то еще, что она не могла определить, но очень приятным.
