Во-первых, соседи показали, что его машина весь вечер простояла у подъезда, хотя его много раз просили не оставлять ее на пятачке. Во-вторых, соседка, Александра Филипповна Кузнецова, подтвердила, что встретила Салтыкова, вернувшегося с работы около трех. Другие соседи видели его в пять, когда он гулял с собакой. Тогда же его встретил и сантехник из местного ЖЭКа, Геннадий Петрович Сидельников. Но самым главным свидетелем стала его соседка по площадке, Анна Ивановна Гуляева, которая видела Салтыкова, возвращавшегося домой после убийства с мусорным ведром в руке. Увидела она его совершенно случайно, когда, оторвавшись от телевизора, направилась в туалет и, проходя через прихожую, посмотрела, неизвестно зачем, в глазок, ровно в 21:20. На время она в тот момент внимания не обратила, но, отвечая на вопрос оперативника, уверенно заявила, что это было в начале девятого, то есть часом раньше. «Я еще подумала: вот Салтыковы мусоропровод заделали, так теперь мучаются, мусор выносят. А помойку у нас во дворе убирают нерегулярно. Вы бы сказали, где следует, чтобы порядок навели, вас они послушают». «Вы точно помните, что это было в начале девятого?» «Точно, точно! Мне в восемь вечера всегда дочь звонит: напоминает, чтобы я лекарство выпила. Вот сразу после ее звонка я его и видела», — сказала одуревшая от телевизора Анна Ивановна, совершенно забыв, что после дочериного звонка успела посмотреть целую серию очередного бразильского «мыла».
Но это было не все. Оперативники стали опрашивать соседей Салтыковых по даче, в надежде, что кто-нибудь из них был в тот вечер в Озерках и что-нибудь видел. Оказалось, что действительно кое-кто был: сосед-дизайнер показал, что видел Людмилу Константиновну Салтыкову, идущую к своей даче со стороны станции.
— Она была одна?
— Одна.
— В котором часу это было — не заметили?
— Точно не помню: кажется, около восьми.
— А свет у них в доме был?
— Откуда?
— Вы видели, что было темно?
— Да нет, я не смотрел… Зачем мне это?
— А когда вы сами приехали в Озерки?
— Около трех.
— Человека, который охраняет салтыковскую дачу, видели?
— Нет. Я и не знал, что ее кто-то охраняет. И потом, шел дождь… На улицу выходить не хотелось.
— Ну, может, в окно видели?
— Да нам, вообще-то, не до этого было…
— Понятно. А с Салтыковой вы говорили?
— Нет. Я и видел-то ее издали. Так, рукой помахал и все.
— А какую-нибудь машину видели?
— Нет. Никакой машины не было. Это я точно помню.
— А вас не удивило, что она шла пешком?
— Да… как вам сказать? Я просто не задумался об этом.
— А как она выглядела? Вам не показалось, что она напугана или что-то в этом роде?
— Да нет. Если бы что-то было, она бы меня остановила. А она мне кивнула и все…
Побывали в парикмахерском салоне, где Салтыкова провела в день убийства около двух часов. От уборщицы Надежды Савельевны, которая видела ее из окна второго этажа, выяснили, что Салтыкова остановила на бульваре машину и куда-то поехала.
— Кто был за рулем, вы, конечно, не видели?
— Да вы что! Конечно, нет — отсюда не видно.
— А марку машины не заметили?
— Какая-то светлая: то ли серая, то ли не синяя — не помню.
— А большая, маленькая, иностранная или наша?
— Нет, не иностранная — это точно. Такая, обычная, некрасивая — одним словом, наша, советская.
— А как вам показалось, она ждала именно эту машину или села в первую попавшуюся?
— Да никого она не ждала! Я же говорю: стояла и махала рукой, а никто не останавливался. А тут, смотрю, к ней подъезжает эта машина. Она дверь открыла, наклонилась и разговаривает: видно, торговалась о цене. Если бы она ждала кого-нибудь, наверное, сразу бы к нему села?
— А номер вы не?..
— Да на кой он мне? — спросила Надежда Савельевна и даже рассмеялась.
Кроме того, Татьяна Викторовна Зеленко, сослуживица и подруга убитой, показала, что в день убийства разговаривала с Салтыковой по телефону в десять утра и что Салтыкова как-то очень туманно высказалась относительно своих планов на вечер. «Она явно не хотела говорить, куда идет», — заключила Татьяна Викторовна, всегда обижавшаяся на подругу за недостаток откровенности.
И наконец, грейдер, проехавший два раза по улице Ополчения наутро после убийства, практически уничтожил следы, оставленные Петровичевыми «жигулями».
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Когда Нина вышла из Прокуратуры, было уже темно. Она была так расстроена и чувствовала такой упадок сил, что решила взять такси и, устроившись на заднем сиденье, с ужасом вспоминала подробности разговора: «Что я натворила? Вместо того чтобы помочь ему, я сделала только хуже. Я предала его. И сделала это дважды: первый раз, заподозрив в краже и поменяв замок, и сейчас, “сдав” его следователю». Ей казалось, что во всем виновата она сама, что если бы она сказала ему то, что собиралась сказать, всего этого не случилось бы, а теперь «этот Залуцкий» еще больше уверился в его виновности. «Как же иначе? Если даже его друзья допускают, что он может быть вором?»
Кроме того, она так разволновалась и так расстроилась, попав в этот следовательский капкан, что совершенно забыла попросить разрешение на свидание или хотя бы на передачу.
Единственное, что ее утешало, это что она ничего не сказала ему о Лёлиных подозрениях: «Слава Богу, что я удержалась и не стала ему рассказывать об этих дурацких билетах: это была бы только очередная глупость и больше ничего», — думала Нина, и, когда в десятом часу позвонила Лёля, она поняла, что предстоит нелегкий разговор.
— Ну? Ты была у следователя? — спросила Лёля.
— Была, — устало ответила Нина.
— И что же?
— Ничего хорошего: он считает, что убил Юрганов.
— Это понятно, но что он сказал по поводу Салтыкова?
— Ничего.
— То есть как — ничего?
— Так. Ничего. Вернее, сказал, что у Салтыкова есть алиби.
— A-а, значит, они все-таки интересовались его персоной? Я так и знала!
— Конечно, интересовались, но, как видишь, ты ошибалась.
— Это мы еще посмотрим! И какое же у него алиби?
— Что значит — какое алиби?
— Ну, он тебе сказал, где был Салтыков во время убийства и кто те люди, которые подтверждают это?
— Конечно, нет! Он вообще не хотел мне ничего рассказывать.
— Почему?
— Потому что я не родственница и потому что существует тайна следствия.
