Тяжелая железная дверь отверзлась и изрыгнула тощую согбенную фигуру нашего оператора Вадика, которую незамедлительно и беспощадно поглотила злая февральская метель. Следом за Вадиком простучала каблучками Ниночка, два дня как зачисленная в наш коллектив на должность помощника режиссера. Счастливые эти Вадик и Ниночка, им не придется отвечать за сегодняшнее безобразие в прямом эфире. И работы они не лишатся.
— …поедем отведем душу — плюнем ему в рожу, — все еще дребезжала неугомонная Жанка.
— Ладно, поедем, — неожиданно для самой себя согласилась я и завела двигатель «Варвары». Кстати, «Варвара» — это прозвище моей тачки, но изобрела его не я, а Пронин. А вот кто такой Пронин… А вот кто такой Пронин, вы со временем узнаете.
— Ну вот и хорошо, — обрадовалась Жанка и сунула в рот жвачку. — Только не гони, я тебя умоляю. Не дай бог перевернемся, а у меня на колготках стрелка.
— Не вижу связи, — усмехнулась я и включила дальний свет.
— А связь самая прямая, — нравоучительно заметила эта телеавантюристка. — Если разобьемся, куда попадем?
— Куда-куда, в морг…
— Это потом в морг. А сначала в сводку происшествий. Прискачет Пахомиха с камерой и будет снимать наши трупы во всех ракурсах, а потом покажет в своих похабных криминальных новостях. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы она на наших костях себе рейтинг поднимала?
— Нет, я этого не хочу, — честно призналась я и сбросила скорость. Жанка права, не хватало мне ко всем прочим напастям стать «героиней» передачи моей главной конкурентки — Ольги Пахомовой. Этой наглой выскочки, этой завистливой стервы, этой беспринципной карьеристки, этой, этой, этой…
— Тормози! Тормози! — отчаянно заорала Жанка.
Впереди, в метельной кутерьме, мелькнуло что-то черное, я резко выкрутила руль вправо. «Варвара» ткнулась носом в сугроб и заглохла, а я больно тюкнулась лбом о баранку.
* * *
— Живой, живой! — Жанка прыгала вокруг распростертого на дороге тела, как Снегурочка вокруг елки.
— А ты уверена? — Я сидела в сугробе и прикладывала к свежей шишке на лбу комок снега.
— Но мы же его не задели. Он вон где, а машина — в кювете.
— Если его еще до нас кто-нибудь не укатал, — высказала я вполне обоснованное сомнение.
— Да? — Жанка тоже заколебалась. — Сейчас проверю, дышит ли. — Склонилась над лежащим ничком мужиком и вдруг снова как завопит: — Да это же он! Он!
— Кто он-то? — Я отбросила снежок в сторону и выбралась из сугроба.
— Ну он же, он, Порфирий!
— Что, эта сволочь? — Мне показалось, что я ослышалась.
— Ну да, — пробормотала Жанка, удивившаяся не меньше меня. — Откуда он взялся, не пойму? С неба свалился, что ли? Постой-ка. Она наморщила нос. — Чем это так несет? Черт, да он в дупелюгу пьяный!
Ха-ха-ха, теперь понятно, с чего он стал в прямом эфире про красные трусики распространяться. С пьяных глаз! А впрочем, хоть бы и с трезвых, что это меняет!
А Жанка все ходила вокруг этого мерзавца и причитала, заламывая руки:
— Ну кобель! Ну пьяндалыга! Я же с ним, как с человеком, а он? Взял и напакостил.
— Да заткнулась бы ты, — вяло посоветовала я и вышла на середину дороги, чтобы остановить какую-нибудь проезжающую мимо тачку. Мою «десятку» надо было срочно вызволять из кювета, пока ее снегом не засыпало по крышу.
Все «цивильные» машины гордо проносились мимо, демонстрируя паскудное равнодушие к чужим бедам, только старый «уазик» с дерматиновым верхом затормозил. Из салона, если только провонявшее бензином «уазиково» нутро можно именовать салоном, высунулась конопатая физиономия и поинтересовалась:
— Что у вас случилось?
Я махнула рукой:
— Машину из кювета вытащить нужно.
— А трос есть? — Конопатый спрыгнул на дорогу.
— Есть, — кивнула я.
— Тогда попробуем, — обнадежил меня конопатый и покосился на пьяного Порфирия, — а этот что, с вами?
— Нет, он сам по себе. Валяется на дороге всякое дерьмо, мешает движению, — процедила я сквозь зубы и, перехватив настороженный взгляд конопатого, нехотя пояснила: — Из-за него и в кювет улетели. Хорошо еще, в последний момент заметили, а то пришлось бы отвечать.
Конопатый, однако, решил собственными глазами убедиться, что перед ним не труп. Присел перед Порфирием на корточки и принялся тормошить:
— Эй, мужик! Эй!
Порфирий с трудом приоткрыл совершенно мутный левый глаз и снова закрыл.
— Да, хорошо принял, — цокнул языком конопатый и пошел цеплять трос к моей торчащей из сугроба «десятке». Почесал затылок и присвистнул: — Придется повозиться!
Я испугалась, что он передумает, и залепетала:
— Ну пожалуйста, я вам хорошо заплачу…
— О! — Конопатый вылупился на меня. — Я же тебя узнал! Ты эта… Марина Соколова!
— Соловьева, — поправила я. Вполне вероятно, что в другой раз такая популярность мне бы польстила, но только не сейчас.
— Точно! — В припадке чувств конопатый хлопнул себя по обтянутой засаленными джинсами ляжке. — Я ж ведь только недавно передачу смотрел. Как там она?.. А, «Разговор с тенью»! Ну вы здорово придумали, честное слово! И где только такого маньяка надыбали? В гробу, говорит, и в красных трусах. Да у нас завтра вся автобаза только про это и будет говорить!
Что ж, если верить конопатому, то слава меня все-таки нашла. Одно странно, почему это меня не радует? А как вы думаете?
С машиной мы действительно провозились изрядно. В процессе ее вызволения конопатый пару раз цветисто выругался, а я заставила Жанку залезть в сугроб и подталкивать «Варвару». Толку от нее, несмотря на габариты, было чуть, зато я почувствовала себя не то чтобы полностью отмщенной, а по крайней мере частично.
Когда моя тачка оказалась наконец на дороге, конопатый снова вспомнил про пьяного Порфирия. Попробовал было привести его в чувство, но добился только невнятного мычания.
— Жалко мужика, замерзнет ведь.
Нашел кому сочувствовать!
— А может, вы его отвезете? Я знаю адрес, он на Новостройке живет, — встряла Жанка. Меня чуть не стошнило от ее доброты.
— О нет, девочки, — прежде безотказный шоферюга запротестовал, — я и так тут с вами задержался. И Новостройка далеко, а у меня бензин на нуле. Ну, бывайте, — подмигнул он и запрыгнул в свой «уазик».
— Марин, а Марин, ну давай мы его отвезем, — тут же заныла Жанка. — Человек все-таки.
Поскольку в последнем я была как раз таки не уверена, то ответила решительным отказом.
— Твое право, — шмыгнула простуженным носом Жанка и забрала из моей машины свой картофельный мешок. — Ты поезжай, а я останусь. Может, такси поймаю… Надо же его отвезти.
