— Ладно, Нонна, отдышись, — посоветовала я ей, попутно призадумываясь. А с чего это я понадобилась этому живчику? Этому любителю жареного? А чего тут гадать, из-за этого поганца Мажора! Двух мнений быть не может.
— Ой… Ой… — В страшном волнении Нонна колыхала своей монументальной грудью. — Он же… Он же будет вам звонить…
— Все будет хорошо! — заверила проникшаяся сочувствием к Нонне Жанна и даже стала ее обмахивать каким-то залежавшимся сценарием.
А на меня вдруг пахнуло этой гадостью… Этим клопомором с ароматом экзотических фруктов… Причем в такой концентрации, что я не выдержала и чихнула. Да так, что меня до мозгов пробрало. Апосля чего, в свою очередь, на меня нашло необыкновенное прояснение.
Прищурившись, я двинулась на Нонну:
— А скажи-ка мне, Нонночка, чем это ты так напарфюмилась?
— Туалетной водой. «Экзотика» называется, — пробормотала она.
— А при чем тут это? — вытянула физиономию Жанка.
— А при том, — довольно потерла я руки, — что сейчас будет шерше ля фам. Да еще какой шерше ля фам! Ну, Нонночка, рассказывай, где ты Мажора прячешь? Под кроватью? Или в гардеробе?
— Ка… Какого Мажора? — проблеяла Нонна и густо покраснела.
— Какого-какого! Петьку Самохвалова! — Я уже ни секунды не сомневалась в успехе своего дедуктивного опыта. Тут и подкорка моя расстаралась, обеспечила поток сознания следующего содержания: а что, Нонна — бабенка разведенная и, судя по симпатичным усикам над верхней губой, очень даже темпераментная и не старая, в прошлом году тридцать семь отмечали. Возраст, в котором многих женщин на подвиги тянет. По себе знаю.
— Ой! Ой! — снова запричитала Нонна и обеими руками схватилась за левую грудь, а на моем столе вовсю растрезвонился телефон. Я подняла трубку, немного подержала ее на весу и вернула на место.
— Ты что? — заорала на меня Жанка. — Это же, наверное, с Центрального телевидения!
— Ничего, перезвонят, если им так надо, — отмахнулась я от нее. — А мы их обрадуем, что с Мажором ничего не случилось. Что он жив-здоров, чего и другим желает. А исчезновение-покушение — всего лишь шутка, хотя и не очень удачная. Правильно я говорю, Нонночка?
А Нонна, вместо того чтобы ответить внятно, зашлась в истерических рыданиях, и нам с Жанкой пришлось вылить на нее не меньше литра воды, прежде чем она смогла выдавить из себя что-то более или менее членораздельное:
— Я… Я не хотела… Я не знала… Что так получится!.. Он… Он…
— Он тебя уговорил. — Мне пришлось ей суфлировать.
— Да, — Нонна сглотнула слезы, — он… Он уговорил… Сказал, это не страшно… Чтобы рейтинг поднять!
— Ну вот, еще один специалист по поднятию рейтингов! — хмыкнула я и покосилась на Жанку, а та, словно ей и невдомек, о чем речь, устремила свой взгляд куда-то в астрал.
А Нонна без устали била себя в пухлую, как перина, грудь:
— Я же не знала! Не знала, что все до Москвы дойдет!
— Да все понятно, понятно, что ты не знала. — Чтобы хоть как-то ее утешить, я погладила ее по сдобному плечу. — Скажи-ка ты лучше, где сейчас Мажор? Дома у тебя, да?
— Нет, на даче, в Рябиновке, — всхлипнула Нонна и склонила повинную голову.
— Так, а телефон там есть?
— Нет, — еле слышно пролепетала Нонна.
— Ну… А мобильный при нем?
— Так он же его отключил, — с трудом разобрала я сквозь всхлипывания.
— Тогда придется ехать, — развела я руками.
— Куда? — встрепенулась Жанка.
— В Рябиновку, куда же еще, — удовлетворила я ее любопытство.
— А работа?! А Краснопольский?! — Еще никогда в жизни Жанка не была так близка к апоплексическому удару.
— А я что, по-твоему, делаю? Как раз о работе и беспокоюсь. Сообрази, где сейчас кассета, отснятая на Гириной могилке? У Мажора! Так что мне либо опять на кладбище мотать за новым репортажем, либо к Мажору, в Рябиновку. Без разницы! — выпалила я на одном дыхании и перевела взгляд на Нонну: — Ну что, дорогая, спешу тебе сообщить, что за тобой такси до Рябиновки и мое алиби у Краснопольского.
Нонна открыла рот и тут же закрыла, а Жанка беспокойно заерзала на стуле:
— А что говорить, если с Центрального телевидения позвонят?
— Скажи, что Мажор передает им горячий привет из Рябиновки.
* * *
— Ну я так и знал! — Мажор саданул себя кулаком по валенку. — Свяжись с этими бабами! Мало, что замерз тут, как бобик…
— А ты бы печку затопил! Вон ведь печка! — Я обвела взглядом дачные хоромы Нонны. Вполне справный снаружи домик с мансардой и изнутри выглядел обжитым и ухоженным. Что неудивительно при Нонниной хозяйственности. Краснопольский и тот ценит ее за умение варить кофе и сервировать поднос. Один в ней недостаток — уж очень она падучая на экзотические запахи. А вот за пагубную страсть к молодым красавцам я бы ее судить не стала. Ибо, как говорится, а судьи — кто?
— Да пробовал я ее топить, чуть не задохнулся! — жаловался мне Мажор, зябко запахиваясь в свое стильное пальто, которое весьма пикантно гармонировало с валенками. — Она, наверное, испорченная какая-нибудь!
— Сам ты испорченный! — фыркнула я и уселась на табурет, заботливо накрытый маленькой подушечкой-сидушечкой, явно творением Нонниных рук. — Ты хоть знаешь, что натворил?
— А что такого? — дернул плечом этот поганец и закурил с выражением деланной невозмутимости. — Что случилось-то?
Мне не оставалось ничего другого, кроме как поразиться его беспримерной наглости:
— Как что? А то, что по телевизору только про тебя и талдычат, что в прокуратуре по факту твоего таинственного исчезновения дело завели?!
— Подумаешь, беда! — Мажор закинул ногу на ногу, помогая себе руками, как инвалид. Валенки ему, вишь ты, мешали. И понизил голос: — А кто еще, кроме вас, знает, что я тут? Ну и Нонки, само собой…
— Глубоко уважаемая тобой Жанна Аркадьевна! — не удержалась я от победной улыбки.
— У-о-ой… — сморщился Мажор. — Это плохо. Хотя… — Он бросил на меня пытливый взгляд из-под бровей. — Вы, я думаю, сможете с ней договориться. Чтобы помалкивала…
— А с какой такой радости, позволь тебя спросить? — Я тоже закинула ногу на ногу. — Какой мне с этого навар?
— Ну-у. — Мажор потер покрасневший от холода кончик носа и как-то странно посмотрел на меня. — Я ведь много на что могу сгодиться… И потом, вы же знаете, я всегда относился к вам не так, как к другим, по-особенному…
Это он что, заигрывает со мной, что ли? Мол, и тебя отоварю, почему нет?
— Эй, ты что, заигрываешь, придурок? — Руки у меня прямо так и чесались надавать ему по сусалам. — Со мной? Заигрываешь? Вот к-козел!
