И, наконец, подозреваемый номер семь. Заранее предупреждаю — самый невероятный, но очень даже в духе лучших американских ужастиков. Жанка! Ясное дело, я тут же устыдилась такой крамольной мысли и стала усиленно изгонять ее, но не тут-то было. Да на кой бы ляд ей это сдалось, отбивалась я как могла. А какой-то невидимый доброжелатель тут же зашипел мне на ухо: а на тот ляд, что твоя разлюбезная Жанночка — всего лишь представительница рода человеческого, поголовно порочного и морально неустойчивого, а следовательно, и ею движут страсти и инстинкты. Допустим, твердила я в пылу полемики, но тогда как она все это осуществила? А мне в ответ: очень просто. Что касается трусиков, лифчика и чулочков, то ей ничего не стоило подбросить их под дверь твоей квартиры. Кроме денег, конечно. И кстати же, знаменитое красное бикини почему-то Жанкиного размера оказалось.
Хорошо, а лилии? Как быть с лилиями, если в тот день мы вместе приехали ко мне домой? Подумаешь, проблема! Да в Жанкином картофельном мешке погребальный венок из елочных лап и бумажных розочек запросто поместится и даже не помнется. А поскольку в квартиру она входила не первой, а вслед за мной, то могла лилии незаметно вынуть и ненароком обронить возле двери. Провернуть ту же операцию у Порфирия ей, между прочим, тоже не составило бы труда.
Ну как вам сюжетец, а? Я бы сказала, достойный Агаты Кристи. Но с изъяном. А изъян — в Порфирии. Не могла же Жанка не понимать, что подставляет своего разлюбезного. С ее-то любовью и преданностью. Тем более что следователь Кошмаров всякий раз с большим удовольствием и без долгих раздумий отправлял бедного мариниста в кутузку. Но опять же, влюблена ли она в него настолько, как это представляется со стороны. Жанку послушать, так она запала на него еще в те, почти библейские времена, когда он хватал ее за коленки в Доме пионеров, и пронесла это чувство через всю жизнь. А там пойди — проверь.
Короче, взвесив все «за» и «против», я оставила Жанку в списке, после чего всерьез задумалась о мотивах. А они должны быть у каждого приличного убийства, это любому культурному человеку известно. И, обмозговав все вышеперечисленные обстоятельства, пришла к выводу, что таковые (ну, мотивы) имеются только у Жанки, поскольку она всегда ненавидела Пахомиху столь же истово, как и я. Ну, Пакостнику мотив, как вы понимаете, не требуется в связи с тем, что он маньяк. Остаются Порфирий, Новейший, эскулап, водитель «Скорой» и парубок из жестяной палатки.
Что касается Порфирия, то у него откровенного мотива не просматривается, но не исключен стимул. В лице Жанки. В том смысле, что она могла склонить его к преступлению своими женскими чарами, ну, коленками теми же. А вот насчет остальных ничего не могу утверждать, если они, конечно, не маньяки все поголовно.
Измучив себя этими силлогизмами хуже нарзана, я вконец выдохлась и включила телевизор, чтобы хоть как-то проветрить мозги. А там — Мажор, чуть не по всем каналам. Раздает интервью направо и налево, подробно и с большой убедительностью описывая свои мытарства в бандитском плену. Еще убедительнее выглядели его фингалы, набитые о дверной косяк.
— А как вы думаете, почему они вас похитили? — совал микрофон Мажору в нос такой же юный и маститый не по годам шелкопер.
— Лично для меня это не секрет, — принял позу Мажор. — Они действовали по чьему-то приказу. И этот кто-то просто хотел заткнуть мне рот. Но я обещаю, что, несмотря ни на что, буду продолжать работать, как и прежде. С присущей мне откровенностью и безжалостностью вскрывать язвы…
Какие именно язвы собирался вскрывать Мажор с присущей ему откровенностью и безжалостностью, я слушать не стала, выключила телевизор и пошла спать. Но не успела еще и голову на подушке устроить, как мое воспаленное сознание забурлило с новой силой. А Мажор? Разве его можно сбрасывать со счетов? Он-то утверждает, что гостил у Пахомихи предпоследним, то есть непосредственно перед убийцей, но где доказательства? Он мальчик шустрый и, судя по телевизионным интервью, не страдающий отсутствием воображения, взял и придумал высокого незнакомца в арке, якобы поспешающего к Пахомихе под покровом ночной темноты.
А мотив? Да запросто! Надоело ему, что Пахомиха пользуется его «упругим комиссарским телом», когда ей вздумается. Если он опять же не маньяк. Ага, маньяки, маньяки, кругом одни маньяки…
«Спать, спать!..» — приказала я себе, как гипнотизер во время сеанса в захудалом сельском клубе, и перевернулась на живот.
Зарылась головой в подушку, а тут снова по мозгам. Дроздовский! Вот про кого я забыла! А он-то чем хуже. И по фактуре годится, и кошелек у него тоже с кирпич, причем не только по толщине, но и по весу. И Пахомиху он знал, у них даже вроде как романчик намечался. Сам говорил, что ухлестывал за ней, чтобы вызвать у меня ревность. А Вице! Как я могла забыть про него? Он ведь тоже входит в обойму Пахомихиных «доброжелателей».
— О не-ет!.. — взревела я, слезла с дивана и потащилась на кухню пить валерьянку. Выпила, наверное, полпузырька и снова шлепнулась на диван, на котором в конце концов и забылась, проворочавшись часа два или три с боку на бок.
И был мне сон. До сих пор не знаю, к какому разряду его отнести, вещих или зловещих. Вроде я душу Пахомиху собственными руками. А она живучая, как нечистая сила, только извивается и смеется. Я уж ее и так и этак, в горло вцепилась и колено на грудь поставила, а она закатывается, будто припадочная, и противно визжит:
— Всех не передушишь! Не передушишь всех!
ГЛАВА 33
Утром, когда я, пасмурная, как ноябрьский день, вывалилась из подъезда, выяснилось, к чему было это предзнаменование. Угнали «Варвару». Мою по самую крышу занесенную снегом, с прикрученным проволокой бампером, упорно не желающую заводиться разнесчастную колымагу. Не знаю, сколько я простояла как примерзшая, тупо пялясь в пустоту, образовавшуюся с исчезновением моей многострадальной «десятки» между приземистой коробкой электроподстанции и ржавым остовом старой «Волги», пока не сообразила, что пора бы и в милицию позвонить.
«02» ответил мне густым басом и, выслушав мое сообщение, тяжко вздохнул: «Ну вот, опять». А потом записал мои данные и велел ждать. Я позвонила на работу грудастой Нонне и известила ее о постигшем меня несчастье, чтобы знала, что сказать Краснопольскому, если я срочно ему понадоблюсь. Жанке я звонить не стала, а то раскудахтается и надает кучу ненужных советов, да еще таким менторским тоном, как будто у нее каждый день машины угоняют. Я просидела чуть ли не полдня у окна, дожидаясь, когда пожалуют пинкертоны из ближайшего околотка.
Наконец они пожаловали. Двое. Представился только один и то невнятно:
— Лейтенант Др… Бр…
Потом без ярко выраженного интереса они осмотрели место происшествия и заставили меня написать заявление и заполнить еще какую-то бумагу.
— И что дальше? — спросила я с обреченным видом.
— Будем искать, — сухо ответил лейтенант Др-Бр.
— А что, бывало, что находили? — Честное слово, я не иронизировала, просто как-то само собой вырвалось.
