Вероника кивнула:
– Понимаю. Ты очень красивая, Роза. И как корабль, и как
человек – я имею в виду твои портреты. Ты сама их рисуешь?
– Каждая женщина умеет заниматься макияжем.
– А ты никогда не думала, что могла бы обрести человеческое
тело?
Алекс переглянулся с Демьяном. Боец страдальчески поднял
глаза к потолку, едва заметно пожал плечами.
– Думала, – спокойно ответила Роза. – Но это не выход,
Вероника. Я – корабль. Я вижу мир иначе, чем вы. Даже пилот, подключенный к
моему восприятию, получает лишь сотую долю моей информации о мире. Ты бы
согласилась, чтобы тебя связали по рукам и ногам, заткнули уши, завязали глаза
и подвесили в антигравитационном поле? А ведь я испытаю нечто подобное, если
меня поместить в человеческое тело. Человеку – человеческое, Вероника. Но верно
и обратное, человеческое – человеку. И никому другому.
– Человеку – человеческое... – задумчиво сказала Вероника. –
Спасибо, я поняла твою точку зрения.
– Теперь моя очередь задать вопрос, – произнесла Роза. –
Твой голос изменился, когда ты говорила про обретение человеческого тела. С чем
это связано?
– Ты наверняка знаешь, – сказала Вероника. – Информация есть
в открытом доступе, хотя бы частично. А судя по тому, как ты приветствовала
Трейси, ты выяснила, кто мы такие.
– Кое-что я знаю, – согласилась Роза. – Но ведь сейчас мы
говорим запросто, будто две подружки? Поделись со мной своей печалью.
Вероника усмехнулась, и Алекс понял ее мысли. Пациент лечил
врача! Но психолог сама напросилась на эту ситуацию.
– Это случилось пять лет назад, Роза. Тогда я уже работала в
команде Алекса. После операции по восстановлению корвета Тайи мы отдыхали на
Эдеме. Ко мне прилетел сын... обычно он жил на Земле.
– Ты – традиционалистка, – сказала Роза.
– Да. Я сама выносила и родила ребенка, сама вскормила его
грудью, выкупила у государства и отдала на воспитание бабушке и дедушке.
– Своим родителям.
– Да. Кириллу было шесть лет. Мы ехали с ним из космопорта,
когда в машине отказало управление. Потом выяснилось, что это была диверсия...
впрочем, это как раз не важно.
– Люди из секты Перворожденных, им не понравилось, что мы
восстановили корвет Тайи... – негромко пояснил Демьян. – Я их всех потом убил.
Алекс укоризненно посмотрел на бойца, и тот замолчал.
– В машине сработали аварийные системы, – продолжала
Вероника. – Но как оказалось, они не были конфигурированы на спасение ребенка.
Кирилл пострадал... очень сильно. Мы не успевали к центру критической медицины.
Но у нас был трансмиттер сознания.
– Но трансмиттер не способен хранить информацию, – негромко
сказала Роза. – Вам нужен был гель-кристалл.
– Гель-кристалла не было. Я переписала сознание сына в свой
мозг.
– Очень опасная затея.
– Возможно. Зато Кирилл жив и может мыслить. Но он... как ты
говорила? Связан по рукам и ногам, с закрытыми глазами и ушами, в
антигравитационном поле... Он ничего не чувствует, не воспринимает окружающий
мир. Он живет в темной пустоте, и единственное, что у него есть, – мой голос. Я
рассказываю ему о том, что происходит вокруг. Учу. Воспитываю. Все это – внутри
меня, в моем сознании.
– Это очень тяжело, Вероника, – сказала Роза. – Почему ты до
сих пор не дала сыну тело? Ты этого не хочешь?
– Хочу больше всего на свете! – Вероника замолчала.
Оглянулась на Алекса. Алекс ободряюще кивнул. – Я хочу, чтобы мальчику
восстановили его собственное тело. Это возможно, мы сохранили ткани. Но
полноценное тело стоит очень, очень дорого.
– Два миллиона по расценкам Гедонии. А они не самые низкие в
галактике. Точно такое же на черном рынке стоит миллион двести тысяч. На
Высокой Долинке полноценное тело обойдется в семьсот-восемьсот тысяч. – Роза
сделала паузу, потом продолжила: – Переписать сознание обратно – около
полумиллиона везде, поскольку связано с безвозвратным разрушением трансмиттера.
Итого – от двух с половиной миллионов и до миллиона двухсот тысяч. Заработки
вашей команды за прошлый год составили...
– Роза, замолчи, – спокойно сказал Алекс.
– Я всего лишь удивляюсь, почему ребенок до сих пор не обрел
тело, – вежливо сказала Роза.
– Ты называешь минимальные расценки, – сказал Алекс. – Но
летальность при подобной операции составляет пять-шесть процентов. Мы считаем,
что это недопустимо много. Нам требуется как минимум два клонированных и
подращенных тела, трансмиттер с тройным дублированием и бригада операторов
высшей квалификации.
– В общем, как это делается на Геральдике, – заключила Роза.
– Да.
– Наверное, если вы успешно выполните мою настройку, денег
вам хватит?
– Надеюсь, – сказала Вероника. – Но я ничего от тебя не
прошу!
– Даже если бы я умирала от жалости к ребенку, это ничего бы
не изменило, – с сожалением сказала Роза. – Требования к экипажу вшиты в
системный код, мои симпатии и антипатии на них не влияют. Кстати, насколько я
понимаю, требования к экипажу составляют единое целое с общими законами
подчинения.
Трейси огорченно цокнул языком. Конечно, чего-то подобного
он и ожидал. Убрать из сознания Розы завышенные требования к экипажу можно
было, лишь уничтожив ее лояльность к экипажу вообще.
А что способен натворить разумный боевой корабль, не
связанный законами подчинения людям, – трудно даже представить. Особенно если
это корабль, подобный «Серебряной Розе».
– Я удовлетворила твое любопытство? – спросила Вероника.
– Да, спасибо большое. – Лицо Розы на экране обрело мягкие
контуры и нарочито яркие цвета, пропорции исказились, нос съехал влево, уши
стекли на плечи, один глаз поменял цвет и приобрел форму прыгающего тигра. Над
головой Розы соткался нимб из летящих по кругу золотистых пчел.
Как ни странно, но это по-прежнему было то же самое лицо – и
оно даже не стало безобразным.
– Ну и прекрасно, – сказала Вероника. Потянулась. – Лично я
не нанималась вкалывать без обеда. Перекусим?
– Давай, – согласился Алекс, вставая.
– Капитан, большая просьба, – вежливо произнесла Роза. – Вы
не могли бы задержаться на несколько минут?
Алекс кивнул. Сказал своим:
– Ребята, вы идите в «Зеркало». Я вас догоню.
– В корабельной столовой прекрасный выбор блюд, – сообщила
Роза. – Возможно, вы захотите перекусить на борту?
– Мне бы помолиться перед едой, – пробасил Демьян. – А в
неосвященном корабле молиться – срамота одна!
