Книга Ленька Охнарь, страница 58. Автор книги Виктор Авдеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ленька Охнарь»

Cтраница 58

— Друзья, — обращался он вечером к оголтелой братве, — на вас от крестьян то и дело поступают жалобы. Долго это будет продолжаться? Советская власть усыновила вас, как бы взяла на поруки, и вы должны оправдать это высокое доверие. Я категорически запрещаю вам выходить за территорию колонии..

Голос у Паращенко звучал внушительно, жесты были округлы. Заведующий имел римский нос, пышную каштановую бороду, предмет тщательного бдения, волосы до плеч и носил превосходные краги. Закончив свое поучение какой-нибудь красивой фразой, Паращенко уходил на свою квартиру, где его ожидала молодая миловидная жена, а воспитанники начинали игру в чехарду или тасовали карты и резались в «очко».

Великовозрастные колонисты от работы отказывались наотрез. Они имели финки, даже револьвер; правда, оружие это они прятали, но один пацан свой нож демонстративно носил напоказ, привязанный у пояса. При этом пацан многозначительно поглядывал на Колодяжного и обещал братве, если тот еще будет «боговать», заколоть его, как быка.

Лицо Тараса Михайловича обросло рыжей колючей бородой, руки — мозолями, еще крепче сжимались его тяжелые челюсти.

Как на пустыре среди сорняков всегда находятся полезные кормовые травы, так из непокорного оголтелого табуна беспризорных выделилась группа хлопцев, которым опостылело воровство, босячество, хотелось работать, учиться, вступить в комсомол. Владек Заремба, Юсуф Кулахметов, Охрим Зубатый и еще с полдюжины ребят сплотились вокруг воспитателя. Это были сильные, твердые ребята, упрямые в достижении своей цели.

Наиболее распущенные ребята тут же окрестили трудовую группу легавыми, обвинили в измене товариществу и обещали порезать. Колонию эти молодчики хотели поджечь, а сами бежать. Но бесстрашие и воля, которые раньше помогали трудовикам воровать, теперь помогли им бороться с хулиганами и налаживать новую жизнь. Основная масса воспитанников, ребят неиспорченных, отлично помнивших родной дом, изголодавшихся по нормальной человеческой жизни, с надеждой потянулась за ними.

Партия девочек, прибывшая месяц спустя, во главе с Ганной Петровной Дзюбой, усложнила работу. Великовозрастные хлопцы зачесали чубы, отчистили грязь с широченных брюк-клеш и галифе и обнаружили все признаки жениховства. Один из них, патлатый, татуированный по груди и спине, как индеец в первый же день назначил свидание Юле Носке.

— Поищи себе барышню на хуторе, — сказала она.

— Чего ноги бить, — подмигнул он. — Под боком свои шкурехи.

— Думаешь, нас гулять прислали? Хватит того, что мы хлебнули на воле.

Татуированный ухмыльнулся.

— Довольно ломаться, крошка. Ты ж своя в доску и юбка в полоску. Будет недотрогу строить.

Он обнял Юлю за талию. Девушка побледнела, в ее черных глазах заплясали отчаянные огоньки.

— Я даже не знаю, как тебя звать, — странно засмеялась она. — Давай хоть познакомимся.

И хлестко, наотмашь ударила его по щеке. Татуированный покачнулся, поднял кулак. Юля проворно схватила лопату, лежавшую у крыльца. То, что татуированный прочитал у нее на лице, заставило его отступить.

— Ну и жених! — насмешливо проговорила ему в след Ганна Петровна, видевшая эту сцену. — Не захотел и любовь покрутить. Жаль, жаль. Юля бы толком узнала, крепкая ли спина у ее кавалера. Скажи спасибо, что дешево отделался.

Вместе с девочками Дзюба осмотрела столовую-веранду, зал со старой расстроенной панской фисгармонией. Комнату ей отвели во втором этаже, рядом со спальнями подопечных.

— Ой, сколько грязи, — сказала она. — А место гарное. Ну, девчатки, нянек за нами нету, все делать придется самим. Сейчас натаскаем сухостоя, истопим баню, помоемся — и спать. Завтра засучим повыше рукава и примемся за уборку дома. Хлопцы же пускай во дворе наведут порядок.

Большая, неповоротливая с виду, Ганна Петровна оказалась женщиной расторопной. По зданию то и дело разносился ее звучный, но мягкий голос, и сама воспитательница, спрятав под косынку жирные, коротко подстриженные волосы, обнажив по локоть крупные, белые, сильные руки, мыла столы, окна, помогала девочкам белить. Взгляд у нее был спокойный, веселый, колонистов она не ругала, а с присущим всем украинцам юмором высмеивала. На язык ей боялись попадать.

Девочки в своей воспитательнице души не чаяли. В летние воскресные дни, окружив Ганну Петровну, словно пчелы матку, они ходили в лес за цветами, а после купанья где-нибудь на полянке плели венки. Дзюба показывала им, как надо вышивать гарусом, научила вязанью. Удивительным было то, что ее слушались и хлопцы. Она заставляла ребят самих штопать дыры на штанах, пришивать пуговицы. Даже взрослые хлопцы стеснялись при ней устраивать драки, ругаться.

Другие попытки великовозрастников поухаживать за девочками, ночные свидания в лесу Колодяжный пресек еще резче. Самого отъявленного хулигана сторож Омельян и старшие ребята под винтовкой отправили в город Змиев, в исправительный дом для подростков. Татуированный еще раньше сбежал на «волю» с одной девушкой.

Губнаробраз и шефы — отделение украинского Красного Креста — прислали кое-какой инвентарь, гнедого мерина, корову с телушкой-двухлеткой, одежду, книги.

И постепенно колония, как собранный по винтику станок, загудела ровно и складно, только у воспитателя заострились скулы и на висках забелела седина.

Многое изменилось в бывшем помещичьем имении.

Сейчас в нем жило свыше полусотни ребят и девочек.

Колония совсем не походила на громадные коллективы бывших правонарушителей типа Болшевской трудкоммуны под Москвой, Орловской, Бакинской или той, которой заведовал Макаренко под Харьковом. Масштабы здесь были скромные. За старыми тополями, у тихой речки, красным сердцем горело пламя закопченной кузни, похожей на сарай. Рядом белесым паром курила прачечная — глинобитная мазанка в два окошка. Прокисшим запахом хмеля несло от домашней пекарни. Сквозь гнилые шлюзы верхней плотины сочилась вода и слышался стук ковша — это небольшая отстроенная водяная мельница о двух поставах молола рожь и пшеницу для всей округи.

На конюшне стояли три лошади и стригунок, на скотном дворе — откормленные коровы, овцы. Птичник был полон кур, индеек. Все это обслуживали колонисты. Они сами обрабатывали поля, лекарственные плантации, пекли хлеб, убирали здание, стирали белье. Девочки вместе с поварихой готовили обед, хлопцы помогали Омельяну сторожить усадьбу, ухаживать за лошадьми. То, что колония была небольшая, стояла вдали от железной дороги, сильно помогло укреплению дисциплины, спайке между ребятами и воспитателями.

Рассказ о первых днях колонии произвел на Леньку Охнаря большое впечатление.

— Вот это была житуха! — с восхищением сказал он. — Жалко, что я попал сюда так поздно. Поколбасился б на всю губу!

Впрочем, кое-что здесь ему и сейчас нравилось, особенно самостоятельность в управлении. Натура свободолюбивая, Охнарь болезненно относился ко всякому проявлению власти над собой. Ему льстило, что во главе колонии стоял исполком, выбранный из ребят. И хотя за этой самостоятельностью явно чувствовалась направляющая воля заведующего и обоих воспитателей, но казалось, что руководят всем не они, а именно сами колонисты. Бывают собрания, за столом сидит свой президиум, все выступают и говорят. Важные вопросы разрешают большинством голосов. Это было очень ново и занятно. Особенно привлекали прения: можно поспорить, пошуметь, свистнуть разок. Ленька однажды сам взял слово, дельного ничего не сказал, но собой остался доволен. Он долго не мог забыть своего выступления и воем надоел рассказами о том, как это он ловко «трепанулся» на собрании.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация