Он пригнулся и вильнул в кусты, росшие за пекарней. И вовремя. Яким схватил из кучи ближнее полено и с силой запустил в Охнаря. Не пригнись Охнарь, может, его каштановые кудри окрасились бы липкой кровью. Полено лишь кончиком задело его по плечу, порвало рубаху, стесало кожу.
Отбежав, он погрозил Якиму кулаком, заорал, не беспокоясь, услышит ли его кто:
— Куркуль! Девку в Нехаевке выглядаешь? Землеедом хочешь стать? Хозяинуй, хозяинуй, все одно обворую твою хату, быкам рога выкручу, хлеб в копнах сожгу!
И кинулся со всех ног к темному зданию колонии, потому что вслед ему полетело второе полено.
Весь следующий день Охнарь держался настороже: расскажет Пидсуха заведующему о его уговорах или не расскажет? Ну и пускай. Плевать ему на всякое начальство. Он даже может подставить свой хвост: пожалуйста, посыпьте солью!
Утром Охнарь, как обычно, отправился на работу. Мог бы прошлой ночью сбежать, а вот докажет им, что никого не боится.
День прошел спокойно, и уже к вечеру Охнарь чувствовал себя по-прежнему беспечно, словно никакая беда ему и не грозила. При встрече с Якимом Пидсухой весь насторожился, понимая, что только бегством можно спастись от этой «колокольни».
Пекарь словно и не заметил его.
VIII
Лекарственные растения требуют тщательной прополки. Но Ленька умудрялся срезать мотыгой больше розовых зонтиков наперстянки, синеглазых головок белладонны, чем сорных трав. Тогда Колодяжный назначил его пасти скот. Однако вскоре коровы у Охнаря потравили овес соседа-хуторянина. После этого Ленька сгребал сено, поливал помидоры, подсоблял пекарю — и везде нерадиво, с бесстыжей дармоедской ухмылкой. Выговоры на него совершенно не действовали.
В конце концов воспитатель отправил его к девочкам на птичню, куда обычно «ссылали» самых ленивых ребят. Это проходило под всеобщий пренебрежительный смех.
Свое очередное назначение Охнарь воспринял со стоическим хладнокровием.
— С повышением, Леня, — ухмыляясь, поздравляли его колонисты.
— Завидуете? — огрызался он. — Только не изойдите слюнями, когда буду набивать пузо курячьими яичками.
— С хорьком не подерись!
— Еще как подружимся! Приходите, подкинем цыплячью косточку поглодать.
— Хоть подрепетируйся там у петуха кукарекать. Станешь нас по утрам на работу будить.
— Чего ржете? — не сдавался Охнарь. — Во жеребцы! Ни овса, ни сена все одно не дам.
— Не обращай на ребят внимания, Леня, — дружелюбно посоветовала ему Анюта Цветаева. — Работа ответственная, все равно что с коровами на поле. Только считаться ты будешь пастухом куриным. Получше ухаживай за несушками. Ты ведь ухажер.
Раньше Охнарю казалось, что ему будет совершенно безразлично, как отнесутся колонисты к его работе. Начнут смеяться? Сколько влезет. Хоть и хором, под струнный оркестр! Все равно он здесь временный житель. Главное, добился, чего хотел: перестал гнуть спину и натирать мозоли на картошке и белладонне. Почему бы ему не побить баклуши и на птичне? Ан, к удивлению, Леньке стало как-то не по себе. В самом деле, что ему тут делать? Следить, какая несушка кудахчет? Индюшат разнимать? Или отгонять камнями коршунов от клуши с выводком? Все посмотрят: здоровый толсторожий хлопец и ходит, сыплет кашку: «Цып-цып-цып». А чтоб вы провалились! Все-таки это не вокзал, где тебя никто не знает, а колония, и обидно ходить перед ребятами в роли слабосильного дурачка. Притом вокруг одни девчонки, не то что по душам поговорить — подраться не с кем. Хоть бы уж тут Нютка Цветаева работала, а то какие-то пигалицы.
Охнарю казалось, что Анюта поглядывает на него чаще других представительниц прекрасного пола, и это льстило его самолюбию. С нею у Леньки были связаны особые, далеко идущие планы. Нельзя сказать, чтобы Анюта ему нравилась. Но он отметил ее с первого раза, а красота для него пока не играла решающей роли. Главное — носит юбку, этого вполне достаточно.
При ребятах Охнарь еще хорохорился, а когда все разошлись на работу, сразу заскучал. Куда приткнуться? Он подумал, подумал, зевнул. Не выспался, что ли? Неожиданно его подхватила под руку Юля Носка, лукаво заглянула в лицо черными глазами.
— Чи ты, Леня, еще не проснулся? — сказала она. — Чи заблудился в колонии? Забыл, где птичник? Идем, покажу.
— Может, поднесешь? — от неловкости сказал Охнарь.
Он сунул руки в карманы и вразвалку пошел рядом с девушкой.
Птичник находился саженях в пятидесяти от здания колонии и отлично был виден с крыльца. Стоял он на опушке леса, несколько в стороне от других хозяйственных построек, и представлял из себя простой, обмазанный глиной сарай под соломенной крышей, аккуратно выбеленный и неизвестно для чего обнесенный плетнем. Плетень был такой низенький, что его свободно перелетали и цыплята.
На дворе птичника хлопотали три колонистки.
— Ой, девчата! — воскликнула младшая из них, Параска Ядута, и, как бы в изумлении, молитвенно сложила руки. — Посмотрите, кого Юля ведет! Хлопца! Теперь у нас не пропадет ни одно яичко, ни один индюшонок, а куры станут нестись ще краще. Леня, ты с нами захотел работать?
Охнаря передернуло.
— Канарейка! Распелась!
— Чи ты не рад?
— Смотри в истерику не упади, — грубо сказал он и зачем-то поправил панаму.
Двенадцатилетняя Параска была бойкой, шумной девочкой, ловко лазила по деревьям и могла дать отпор любому огольцу: специально отрастила ногти. Но однажды ранним утром колонию прорезал неимоверный визг. Несся он из столовой, и когда туда прибежали ребята, то застали там Параску. Вся бледная, стоя на табуретке и с ужасом уставясь зелеными, широко открытыми глазами в угол, она верещала что было силы, словно увидела ведьму или гремучую змею. В углу, прыгая на стенку, в смертельном страхе метался мышонок. Полосатый кот Гараська, толстый увалень с кокетливо обстриженными усами, был до того закормлен колонистами, что целыми днями спал на чьей-нибудь постели и просыпался лишь для того, чтобы переменить ложе. Обитателями подпола он совершенно не интересовался.
Сперва хлопцы стали было смеяться над Параской, но девчонка завела под лоб глаза и закатилась хохотом — каким-то странным, пронзительным, булькающим. Затем вдруг покачнулась и, не подхвати ее Юсуф, упала бы на пол. Только тогда, когда воспитательница Ганна Петровна послала за нашатырем, колонисты поняли, что с Параской истерика.
— Вот тебе и на! — сказала Юля огольцу. — Пришел к нам работать и сразу перебранку завел? Какой же ты кавалер? Нет уж, давайте жить дружно. Ты не спеши, Леня, отдохни с дорожки, оглядись, а потом мы тебе и дело подыщем.
Девочки начали мелко рубить крапиву для запарки и оставили Охнаря одного посреди чисто выметенного дворика. Оголец постоял, постоял, не зная, что ему делать, посмотрел на легкие серебристые облака, перевел взгляд на сосны, березы, которые начинались сразу за плетнем. Ясный горизонт, лиловатая синева неба обещали жару; над зелеными макушками деревьев плавал ястреб — обитатель хвойных лесов.
