Национальные газеты набрали заголовки достаточно крупным шрифтом, однако текст не отличался многословностью. Видимо, репортеров на место еще не выслали. Они наверняка появятся к пресс-конференции. Высказывания руководителя следствия комиссара Баусена ограничивались тем, что полиция прорабатывает несколько версий.
«Да-да, как же», – подумал Ван Вейтерен.
Местная газетенка именовалась «де Журнаал» и почти вся была посвящена убийству. Портрет Баусена, фотографии места, где обнаружили труп, портрет убитого – до того, как его убили. И фотография Эггерса. Заголовок гласил: «Палач наносит очередной удар. Еород охвачен страхом». Далее в тексте статей ставились вопросы: кто станет следующей жертвой? достаточно ли компетентно руководство следствия?
Пробежав глазами статьи, он прочел некролог на Эрнста Симмеля. Достойный сын своего города, добропорядочный гражданин, судя по всему – член «Ротари клуба», член правления футбольного совета, заместитель председателя банковской комиссии. Ранее, до отъезда в Испанию, занимал целый ряд ответственных постов. Недавно вернулся в родной город – и вот зверски убит.
«De mortius… – подумал Ван Вейтерен и швырнул газету на пол. – Какого черта я тут болтаюсь?»
Скинув рубашку, он пошел в ванную. Как там назывался этот ресторанчик? «Голубой фрегат?»
Предположение, что корреспонденты национальных газет вот-вот появятся, оправдалось. Когда он проходил по фойе отеля, к нему подскочили двое мужчин среднего возраста; злоупотребление никотином оставило заметный след на их лицах. Ван Вейтерен со вздохом замедлил шаг.
– Комиссар Ван Вейтерен? Крэйкшанк, газета «Телеграаф».
– Мюллер из «Альгемайне», – вставил второй. – Мы, кажется, встречались.
– Моя фамилия Рёллинг, – ответил Ван Вейтерен. – Я занимаюсь продажей напольных часов. Это какое-то недоразумение.
– Ха-ха, – произнес Мюллер.
– Когда можно будет с вами побеседовать? – спросил Крэйкшанк.
– Пресс-конференция состоится в полицейском участке завтра в одиннадцать, – ответил Ван Вейтерен и открыл входную дверь.
– Кто ведет расследование – вы или Баусен? – спросил Мюллер.
– Какое расследование? – переспросил Ван Вейтерен.
Внутренне убранство «Голубого фрегата», вопреки ожиданиям, было выдержано в красных тонах. Бар был заполнен разве что наполовину, и в ресторане хватало свободных мест. Ван Вейтерен уселся за столик в глубине зала, в стороне от остальных, однако не успел он приступить к горячему, как перед ним возник сухощавый господин с блестящими глазами и нервозной улыбкой.
– Прошу прощения, Шальке из «де Журнаал», – представился он. – А вы тот самый комиссар?
Ван Вейтерен не ответил.
– Я был последним, кто разговаривал с ним… Баусен и Кропке, конечно, допросили меня, но если вы желаете со мной побеседовать, я к вашим услугам.
Шальке бросил вопросительный взгляд на пустой стул.
– Давайте встретимся в баре минут через двадцать, – предложил комиссар.
Шальке кивнул и удалился. Ван Вейтерен вяло принялся за блюдо, обозначенное в меню под загадочным название: «Гордость шеф-повара с грибами и моцареллой». Доев и расплатившись, он так и не понял, что именно съел.
– Он сидел как раз на том месте, где сейчас сидите вы, господин комиссар, – произнес Шальке. – Живой и в добром здравии. Ясно как день: он понятия не имел, что его собираются убить… был совершенно таким же, как всегда.
– Каким? – спросил Ван Вейтерен и всосал пивную пену.
– Каким? Ну… с отсутствующим видом, немного высокомерный, если уж говорить честно. С ним трудно было разговаривать… он всегда так держался… словно думал о чем-то своем.
«Ничего удивительного», – подумал Ван Вейтерен.
– Пытался флиртовать с одной из девушек, сидевших вон там… – Он указал пальцем направление.
– Флиртовать?
– Ну, флиртовать – это, пожалуй, слишком сильно сказано… во всяком случае, посматривал на нее.
Ван Вейтерен приподнял бровь:
– Вы хотите сказать, что Эрнст Симмель имел обыкновение волочиться за женщинами?
Шальке заколебался, но лишь на секунду:
– Нет, не волочиться, этого я не могу сказать. Впрочем, я не особенно хорошо его знал, к тому же он несколько лет прожил за границей. Иногда у него случались интрижки, но ничего серьезного.
– Тогда, видимо, его брак – тоже ничего особенно серьезного, – сказал Ван Вейтерен.
– Нет. То есть… ну да… конечно, можно и так сказать.
– А ушел он отсюда около одиннадцати?
– В две минуты двенадцатого.
– В какую сторону он направился?
– Туда… – Шальке снова указал пальцем. – В сторону площади и порта.
– Разве его дом не в другой стороне?
– На самом деле можно пройти и так и этак… через порт дорога получается чуть длиннее.
– Вы не заметили никого, кто пошел бы следом за ним?
– Нет.
– Как вы думаете, почему он выбрал этот путь?
– Не знаю. Возможно, женщины.
– Проститутки?
– Да. У нас есть несколько… Они обычно стоят там по вечерам.
– Вы не обратили внимания, еще кто-нибудь вышел из бара вслед за Симмелем?
– Нет. Я размышлял над этим, но мне показалось, что такого не было.
Ван Вейтерен вздохнул:
– Какие вопросы задали бы вы, будь на моем месте?
Шальке задумался.
– Черт его знает. Понятия не имею.
– У вас нет собственного объяснения случившемуся?
Шальке снова задумался. Видно было, что ему хотелось представить какую-нибудь оригинальную версию, но через некоторое время он сдался.
– Нет, честно говоря, у меня нет никаких версий, – проговорил он. – Наверное, какой-то маньяк. Сбежавший из психушки.
«Психушка? – подумал Ван Вейтерен. – Отличная формулировка из уст работника словесного фронта».
– Баусен исследовал этот вопрос, – ответил он. – Единственный человек, сбежавший из закрытого учреждения, – пожилая дама в возрасте девяноста лет. В инвалидном кресле и с синдромом Альцгеймера.
– Похоже, это не она, – хмыкнул Шальке.
Ван Вейтерен допил пиво и решил пойти домой. Он слез с высокого барного стула и поблагодарил собеседника за помощь.
– Кстати, здесь всегда бывает так пусто? – спросил он.
– Да нет, черт побери! – воскликнул Шальке. – Тут по вечерам обычно яблоку негде упасть. Тем более сегодня пятница, сами понимаете. Люди просто боятся. Не решаются носу из дома высунуть.
