— У меня все отлично. Как ты?
— Как обычно, работа, ничего нового. Ты в Париже?
— Вчера приехала. Ты получил мое письмо?
— Представляешь, нет. Невероятная история. О чем ты в нем говорила?
Свернувшись в кровати в позе зародыша, я зажала между ног свою свободную руку.
— Много о чем: я писала тебе о Берлине, о том, что у меня не было мужчины целый месяц. Долго рассказывать по телефону.
— Знаю. Когда увидимся?
— Как тебе четырнадцатое?
— Это еще так не скоро.
Месье не знает, насколько меткими порой бывают его слова. Прежде чем я увижу его, пройдет целых десять ночей.
КНИГА III
Ты последний напиток, который мне не следовало пить.
Ты тело, спрятанное в багажнике.
Ты привычка, от которой мне не избавиться.
Ты мои секреты, которые каждую неделю появляются на первой полосе.
Ты машина, которую мне не следовало покупать.
Ты поезд, за которым мне не следовало бежать.
Ты шрам, который вынуждает меня прятать лицо.
Ты вечеринка, которая заставляет меня почувствовать свой возраст.
Словно автокатастрофа, которую я вижу, но просто не могу избежать.
Словно самолет, на который, как мне сказали,
мне никогда не следует садиться.
Словно фильм, который очень плох, но мне приходится смотреть до конца.
Позволь мне сказать тебе сейчас,
Тебе повезло, что мы друзья.
Группа Pulp
[40]
. Как друг
Сентябрь
Все, что мне известно о Месье, в конечном счете держится на одной фразе, часто им повторяемой. Он и не подозревает, сколько подтекста кроется в ее лаконичности: «Это было бы здорово, будь у меня больше времени».
Будь у него больше времени, мы с Месье могли бы долго разговаривать по телефону. Пили бы кофе на террасе кафе. Может, сходили бы поужинать в тот итальянский ресторан, который он считает лучшим в Париже. Он придумывал бы семинары в провинции, как наверняка делал для другой, для других. В воображении мы с Месье ведем беспокойную жизнь, характерную для пары любовников, в которой он — женатый мужчина. И если я не имею на это права, то вовсе не из-за нехватки времени, как утверждает он в своей категоричной манере, — я пришла к выводу, что просто не стою всех этих усилий. Когда он занимается со мной сексом, а я ничего не чувствую, то серьезно рассматриваю эту гипотезу: я этого не стою, но мне также сложно сказать, кто из нас двоих ничтожнее. Он, который опускается до секса со мной, или я, унижающая себя этими стонами.
Я могу по пальцам пересчитать поцелуи и слова, которых удостоилась до проникновения (сегодня это слово не заслуживает заглавной буквы), и я считаю минуты, отделяющие меня от того момента, когда он получит свой оргазм, и мы наконец сможем поговорить.
В это сентябрьское утро вторника я чувствую, как во мне зреют первые ростки протеста. Если хорошенько подумать, все могло бы начаться гораздо раньше. Будь у меня хоть капля воли, я бы провела свои каникулы, испытывая к нему отвращение, как перед энным по счету косячком, ни на секунду не упуская из виду проблемы дома, разочарование, подавленность, потерю ориентиров, в общем, полный хаос, в который я превратила свою жизнь в обмен на несколько секунд эйфории. Но я выбрала наихудший вариант, собрав свои воспоминания словно реликвии, сделав из этого мужчины героя, а из его прикосновений — рай на земле, хотя Месье — всего лишь мужчина, и я сама превратила его руки в то, чем они являются.
В нем ничего не изменилось: возвышаясь надо мной, он осыпает меня непристойными словами и раздает похабные указания, но я больше не чувствую себя сгорающей от возбуждения и стыда. «Давай, помастурбируй», — шепчет он, а мне хочется ответить, что он мне осточертел. Что я все равно не кончу. И, если ему нужны омерзительные сцены, пусть делает, как я: закрывает глаза и представляет фильмы с моим участием, где у меня более стройные бедра, менее выраженное целомудрие, более мокрая киска.
Но Месье спокойно трахает меня. Поиск оргазма, который у него, похоже, нерегулярен, целиком поглощает его. И я чувствую, что он сжимает меня с такой силой только потому, что не хочет встречаться со мной взглядом или дать мне возможность в чем-либо его упрекнуть. В конце концов, я сама этого хотела. Я попросила его заняться сексом. Вот мы и занимаемся.
Я вспоминаю, как два дня назад рассказывала по телефону Месье об одном разговоре, в котором мои подружки, встав на его сторону, не увидели ничего плохого в том, что он любит смотреть, как я себя ласкаю. Даже наоборот. Главным аргументом Инэс было следующее: «В сорок шесть лет он, возможно, понимает, что не сможет сам тебя удовлетворить». Месье возмутился до глубины души, ответив невероятно претенциозным тоном:
— Передай ей, что я могу удовлетворять ее всю ночь, если она захочет!
Тогда я очень ясно подумала, увязнув в своем нетерпении скорее его увидеть и начинающемся разочаровании: «Для начала удовлетвори меня! Когда захочешь!».
Но ему я с притворным смехом ответила:
— Нет-нет, не надо никого удовлетворять!
И в конечном итоге он скрупулезно мне подчинился.
После секса Месье бросает на меня быстрые взгляды, как другие смотрели бы на еще теплый труп. Я лежу поперек кровати с раздвинутыми ногами и чувствую себя куклой, разобранной на детали, которые он разглядывает, завороженный тем, во что меня превратил. На внутренней стороне моей ляжки остался след от зубов. Когда я начинаю шевелиться, собираясь перевернуться, Месье хватает меня и сжимает в объятиях, видимо, пытаясь выразить эту неловкую, вынужденную нежность, которую мужчины считают обязательной для женщин после секса. Однако, ощущая одну его руку на своей шее, а вторую на животе, я почему-то думаю о змее, которая душит свою жертву, предварительно искусав ее.
Несколько минут спустя я лежу у него на спине и смотрю на нас в зеркало, висящее на правой стене. Я — верхом на своем наваждении. И как только могла хоть на секунду допустить мысль о том, что способна покорить этого мужчину? У Месье изящные мышцы, будто созданные для того, чтобы быстро убежать или укротить добычу; тогда как достаточно одного взгляда на меня, и можно понять: я отношусь к тем, кто демонстрирует проворство и ловкость только в постели. К тем, кто, покинув этот невероятный ринг, еле передвигает свои вялые конечности.
— У тебя был секс в Берлине? — внезапно спрашивает меня Месье.
— Что ты, я все лето провела на сексуальной диете, — отвечаю я, соскальзывая с его спины и устраиваясь рядом.
— У тебя же столько мужчин, неужели ни с кем ничего не было?
— Никто из них не приехал в Берлин.
