Связь на корабле – это все.
А ее не было. Ни с Землей, ни с МКС. Ни с кем.
Того не могло быть. В принципе. Но было. И есть. Они по-прежнему крутятся вокруг Земли по какой-то несуразной орбите, наклоненной чуть ли не под прямым углом к экватору. Орбита вытянутая, с минимальной высотой в сто с небольшим километров. И вдобавок нестабильная – на таких высотах уже сказывается сопротивление верхних слоев атмосферы. И в верхней точке раз в два часа Алексей и Геннадий исправно хватают дополнительные дозы облучения. Там уже граница радиационного пояса начинается.
Спали они часов пять с небольшим. Что могло за это время произойти?
Ответа нет.
Какая такая нечистая сила могла изменить орбиту корабля? Не их автоматика, это точно. Расхода горючего не было. Автоматика лишь попыталась откорректировать закрутку на Солнце.
Земля есть – вон она – бело-голубая на дневной стороне, черная на ночной, как положено. Совершенно черная, без всякого намека на свечение городов. Полное отсутствие связи. Полное отсутствие активности в радиодиапазоне. Что это? Внезапный конец цивилизации, от которой осталась только Китайская стена? Гнев Божий? Похоже на то, что Некто вдруг взял и стер с лица планеты нашкодившую цивилизацию. Вкупе с продуктами ее жизнедеятельности. Но почему-то не тронул Китайскую стену.
Сначала были те, первые после пробуждения, сутки. Воспоминания о них сейчас задвинуты куда-то вглубь. Там они бродят, бурлят, но – до поры до времени наружу не просятся.
Первым делом Геннадий произвел коррекцию орбиты. Извел почти все горючее, предназначенное для стыковочных маневров.
Не подумайте, что на космическом корабле, как на автомобиле, можно пространство рассекать. Коррекция орбиты – не та штука, на которую решаются с бухты-барахты. Тем более что в данном случае это означало отказ от стыковки.
От какой, на хрен, стыковки? С кем?
Именно этот вопрос Алексей задавал Генке не раз и не два. А тот все не мог решиться. Снова и снова пытался выйти на связь на всех мыслимых и немыслимых частотах.
Его нельзя осуждать. Он – командир. Вся ответственность за полет – на нем. Такая ответственность, что… Алексею впору плакать от счастья, что он всего лишь космонавт-исследователь.
Но ответственность будет там, внизу. Если будет. А пока они – как два жука в одном спичечном коробке. Коробок летит, и жукам остается поглядывать в дырочку иллюминатора и гадать, чем все это кончится, и ясно только одно: судьба у жуков общая. По крайней мере, до посадки. Если она будет.
Коршунов с Геннадием не раз и не два проверили все системы корабля – особенно блок связи. Все работало. И должно было работать. Техника здесь сверхнадежная. Все, что можно,– продублировано. Особенно в блоке связи. В первую очередь – в блоке связи. Их ведь на корабле вообще три, считая тот, что в спускаемом аппарате. И все – независимые. И все – в норме. А связи нет…
Проверили, в общем. А потом Черепанов принял решение. Первое в цепочке решений. Решение о коррекции орбиты.
Коррекция заняла еще сутки. К этому времени набралось уже довольно много данных.
Эфир пуст. Огней городов нет по причине отсутствия самих городов. Никаких признаков глобальных ядерных катастроф. Планета жила своей жизнью. Естественной. Удалось засечь несколько крупных лесных пожаров на территории Канады. На Камчатке шло извержение Ключевской сопки.
Зато в околоземном пространстве пусто. МКС здесь нет. На связь она, по крайней мере, не выходит. Ну, допустим, МКС накрылась, но куда делись сотни спутников связи, ретрансляторов, военных всяких… Не может быть, чтобы все сразу… Но – было.
Постепенно на Алексея и Геннадия снизошло какое-то исследовательское благодушие. Это трудно описать. Не было ни паники (ушла куда-то), ни героизма, как в книгах пишут. Они просто наблюдали. И делились впечатлениями.
Конец этому абсурдному спокойствию пришел на четвертые сутки полета. От нечего делать они с командиром решили взглянуть на то, что под ними, вооруженным глазом. Точнее – вслушаться вооруженным ухом. А короче – попробовать ту аппаратуру, о которой распространяться не стоит.
Им бы, олухам, сразу до этого допереть!
Аппаратура живо нащупала всплесковое радиоизлучение. На очень-очень специфических частотах. Излучение шло от точечных источников. Источников этих обнаружилось аж несколько. Располагались они по вытянутой полосе от Приднепровья на запад, примерно до Вислы. Один находился на южном берегу Балтики.
Излучение шло с примерным периодом в несколько минут. При этом тон задавал самый восточный радиоисточник. Остальные как бы отзывались радиовсплесками через несколько секунд. Время от времени проходил как бы супервсплеск с амплитудой, в несколько раз превосходящей обычную.
Они с Геннадием тогда очень быстро выяснили, что это происходит не само по себе. На других частотах обнаружились еще две группы источников. Одна в Скандинавии и в Западной Европе, другая – вдоль побережья Ледовитого океана. Радиовсплески от этих объектов были крайне слабыми, шли очень редко и были лишены видимой периодичности. Но первая группа (Геннадий с Лехой назвали ее основной) отзывалась на них супервсплеском.
Блин! Это уже было нечто. Какая-то зацепка. Тем более что они посчитали и пришли к интересному результату. Если бы шло, как положено, и они двигались по первоначальной расчетной орбите, то к моменту, который предшествовал их внезапному пробуждению (по корабельным часам), должны были проходить аккурат над «днепровским» объектом.
А раз так, то не связать ли этот объект с той… х-м-м… ситуацией, в которой они с командиром оказались?
– Леха, ты из своих вещей будешь что-нибудь забирать?
Это не вопрос. Это скрытая просьба.
– Командир, что ты как девочка! В нем же всего граммов сто.
– Сто сорок.– В голосе Генки слышалось смущение.
Речь идет о пластмассовом уродце типа Буратино. Алексей не знал, с чем он там в командирской жизни связан,– стеснялся спросить. Но у подполковника он – вроде амулета. Раньше Буратино у Генки в автомобиле болтался.
Вообще-то амулеты у многих космонавтов имеются. И в приметы они верят. На Байконуре перед полетом на двери гостиницы фломастером расписываются. И «отливают на колесо» возле стартового стола. А в Плесецке на носителе слово «Таня» пишут. Чтобы старт был успешным. Впрочем, оттуда пилотируемых полетов не производят.
После того, как эти радиоисточники обнаружились, Геннадий воспрял. Нотки командирские в голосе снова появились. Решил всю намеченную программу исследований провести до конца.
И взялись они с Алексеем за выращивание кристаллов и за опыты с мушками-дрозофилами.
Черепанов – человек военный до мозга костей. Таким себя и показал. В полный рост.
– Слушай, Алексей, сюда. Внештатная ситуация вовсе не отменяет наших с тобой обязанностей. Мало ли что. А так у нас с тобой программа выполнена. Вот, пожалуйста, результаты.
