— На Казанском, — ответил тот и сплюнул на пол. — Ну ладно, поехали!
И он властно опустил свою жилистую руку на плечо мальчика.
— Как поехали? — заволновалась Вера Яковлевна. — Куда?
— Куда надо… — Собеседник не собирался вступать в прения.
— Не пущу! — Директриса решительно выступила вперед. — Это воспитанник нашего дома! Вы обязаны вернуть его… Милиция!.. Органы опеки!.. — Она потянула Павлика на себя.
Но хрящеватый не отпускал мальчика.
— Молчи, тетка, — мрачно прохрипел он. — Опознала, а теперь вали. А не то…
Что будет в противном случае, он не удосужился сообщить, выходя с Павликом на улицу. Вера Яковлевна рванулась было за ними, но заметила во дворе машину, в которой виднелись еще два бритых затылка.
Хрящеватый с мальчиком сели в машину и уехали. Вера Яковлевна остановившимся взглядом смотрела, как за поворотом постепенно исчезает ее мечта. Мечта, которой, видимо, не суждено было воплотиться в жизнь. Эта мечта включала в себя и обеспеченную старость, и дорогие лекарства, и любезных врачей, и поездки в сочинский санаторий в разгар сезона. А теперь эти люди отняли у нее ключ, который должен был отпереть ей двери в счастливую жизнь!
Что теперь она скажет матери Павлика, когда та придет за своим сыном? Что она ответит ей?
Вера Яковлевна бессильно опустилась на детский стульчик, стоявший в раздевалке. Она должна была предвидеть это, она должна была загодя спрятать мальчика! Украсть, увезти, уехать из города! Она не сделала этого и теперь будет всю оставшуюся жизнь кусать локти…
— Эй, где тут у вас директор заседает? — послышался чей-то сиплый пропитый голос.
Вера Яковлевна подняла глаза, и ее взгляд встретился с заплывшим взглядом одной очень экстравагантной особы, смело ввалившейся в двери.
Это была очень и очень своеобразная дама, основным украшением которой служил огромный черно-фиолетовый синяк под глазом, распространившийся и на часть щеки. Веки ее, одно нормального цвета, а другое фиолетово-желтое, были кокетливо подведены голубым, а на ресницах слиплись комья дешевой туши. Отсутствие передних зубов с лихвой компенсировалось морковным цветом губной помады, а старое нечистое платье с прилипшими к нему перышками и травинками — яркой бижутерией и рваными колготками.
— Что вам нужно? — усталым голосом произнесла директриса и добавила: — Для вас работы у нас нет, а объедки с кухни мы не выдаем.
— Сыночка я своего пришла забрать! — гордо молвила особа и дохнула в лицо собеседнице запахом застарелого перегара.
— Сына? — брезгливо отшатнулась директриса. — Какого сына?
Ей казалось, что у нее помутился рассудок от яркого запаха незнакомки.
— Павлика, — сказала та и добавила гордо: — Морозовы наша фамилия.
Глаза Веры Яковлевны удивленно округлились, а брови постепенно поползли вверх…
Она действительно не знала, что сказать матери своего воспитанника Павлика Морозова.
В уши вливался ровный гул двигателей самолета. Этот тягучий звук напоминал гудение большого шмеля, в летний душный полдень запутавшегося в траве. Стекло иллюминатора было залито яркой лазоревой краской, а под крылом, далеко внизу, простирались серебристые барханы кучевых облаков.
По салону прохаживалась с тележкой обходительная стюардесса, предлагая напитки на выбор — от прохладительных до тех, что погорячее. Застывшее в улыбке, точно вылепленное из гипса, лицо бортпроводницы сохраняло выражение приторной любезности, которое отчего-то хотелось стереть тряпкой.
— Дамы и господа! — раздался искаженный динамиком хрипловатый голос. — Наш полет проходит на высоте девять тысяч семьсот метров… Ожидаемое время прибытия в Цюрих — два часа тридцать минут… Attention please!..
Со скучающим видом Жанна отвернулась и, откинув голову на белый чехол кресла, стала смотреть в иллюминатор. Золоченые стрелки на наручных часах, казалось, безнадежно застыли. Еще больше двух часов полета… Минуты тянулись медленно, точно в воздухе время затормозило свое размеренное течение. И мысли в голове сквозили тоже медленно, равнодушно, неторопливо…
Еще недавно она торжествовала, рассчитывая, что можно будет выманить свою противницу из убежища, держа в руках ее сына. Она рассчитывала, что жертва ее тогда поймет: сопротивление бесполезно, любая пуля, выпущенная из ее оружия, любой шаг рикошетом тут же ударит по ней и по ее ребенку. И тогда она начнет с ней торг, вызовет на открытую борьбу… Заманить ее, действуя ребенком как приманкой, а потом накрыть одним ударом и ее самое, и ее капиталы…
Но все сорвалось! Надо же, какое дурацкое совпадение! Среди детей, поступивших в декабре в детские дома столицы, нашелся мальчик, возраст, имя и фамилия которого полностью совпадали с разыскиваемым ребенком! «Морозов Павлик, семи лет, среднего роста, глаза светлые, волосы светлые, без особых примет» оказался сыном алкоголички, которая недавно освободилась условно-досрочно и явилась за своим пацаном аккурат тогда, когда люди Жанны, перерыв весь город, отыскали беглеца в одном из привокзальных переходов столицы!
О появлении любящей мамаши сообщил Жанне бдительный дворник Ахмет, которому было поручено тайно контролировать поведение директрисы и сигнализировать, когда объявятся родственники ребенка. В тот день Ахмет в соответствии со своим дворницким званием подметал дорожки, ведущие к дому. Он уже было замахнулся метлой на побирушку, которая забрела на территорию воспитательного учреждения, и хотел погнать ее прочь, как та вдруг гордо осведомилась у него, где она может найти своего сына, и назвала волшебную фамилию. Ахмет указал ей рукой на вход в детдом, а сам побежал звонить по записанному на корешке собственного паспорта телефону. Он надеялся на очень хорошее вознаграждение.
— Явилась мышка, вышла наружу! — удовлетворенно отреагировала Жанна, когда услышала сбивчивый, задыхающийся голос дворника в телефонной трубке. И сразу же направила верных людей, чтобы привезли пташку, попавшуюся в расставленные силки.
Но жар-птица, издали манившая ловца ярким оперением, на поверку оказалась щипаной костлявой вороной, которую в суп и то жалко! Блудная мать-алкоголичка, заметив интерес, проявляемый всеми к своей особе и к своему дитяте, решила с выгодой для себя использовать сложившуюся ситуацию. Она предложила купить у нее сыночка по сходной цене, а когда желающих не нашлось, долго ругалась, осыпая окружающих отборной бранью. В конце концов мадам Морозову с ее отпрыском выгнали взашей, и те отправились восвояси. Куда — неизвестно.
Жанна была обескуражена. Ей казалось, что все смеются над ней: это же надо, принять сына алкоголички за ребенка нового русского! И сама Наталья Морозова смеется! Да просто хохочет во все горло, заливается, думая, что как никогда близка к победе…
Когда первые эмоции прошли, гнев поутих, Жанна вновь обрела способность мыслить логически. За какую ниточку теперь тянуть, раздумывала она, чтобы быстро и наверняка достигнуть успеха? Но все ниточки, которые могли привести к успеху, казалось, были безнадежно утеряны. Подруга Морозовой, Алла Сырникова, отравилась, сын Павлик оказался ей вовсе не сын, а вообще третье лицо, слежка на кладбище была уже давно снята из-за своей бесполезности.