Света скептически задрала бровь.
– Ты думаешь, что я женился по расчету? – Колдунов усмехнулся. – Впрочем, ты можешь думать все, что угодно.
– Да ничего я не думаю! Дальше-то что было?
– Дальше? Я, дурак, поддался на уговоры друзей, демобилизовался и стал главным врачом одной из городских больниц. Семья жены была, конечно, в шоке, ведь вице-адмирал уже подыскал мне теплое местечко, а я, тридцатипятилетний мужик, вдруг повел себя, как трудный подросток. Я решил доказать всем, что чего-то стою и без поддержки тестя. Вот и доказал… Я же полгода без работы сидел после того, как меня из главврачей попросили. Короче, папа понял, что поставил не на ту лошадку, и быстренько подогнал дочке настоящего генерала.
– Бывает. А детей у вас что, не было?
Ян покачал головой. Может быть, нужно было проявить твердость и сделать Оле парочку детей. Она бы тогда никуда от него не делась. Но ему никогда не хотелось иметь ребенка, а Оля… Сейчас он уже не помнил, какие аргументы она приводила, призывая его предохраняться. Первые несколько лет их совместной жизни она лечилась от астмы, точнее, от мысли о том, что у нее астма. Вместе с матерью она кочевала из одного санатория в другой, и обе убеждали Яна, что беременность может вызвать обострение болезни. Колдунов не понимал, как может обостриться то, чего нет, но… В принципе он был доволен, что, придя домой после тяжелого операционного дня, может спокойно принять душ, не натыкаясь на детские пеленки, и выспаться без аккомпанемента детского плача.
Потом наступили тяжелые времена, тяжелые даже для военной элиты. Заводить ребенка при тотальном отсутствии денег и продуктов было безумием. Ну а потом они развелись.
– А вы жалеете, что у вас нет детей? – спросила Светка.
– Нет. Честно, нет. Я даже рад этому. Ты же видишь, я по пятнадцать часов в день торчу на работе, куда мне еще ребенка! И так есть о ком позаботиться.
– Если бы у вас был ребенок, вы б не жалели о том, что он у вас есть.
Колдунов пожал плечами.
– Личная жизнь не сложилась, что теперь поделаешь! – весело сказал он. – Пошли нашего красавца посмотрим.
Катина мама была в бешенстве. Она носилась по комнате, воздевая руки, и если бы у Кати был прибор, показывающий степень человеческого раздражения, то его стрелка достигла бы сейчас высшего значения.
– Как ты могла? – вопрошала мама. – Как ты могла привести сюда этих дурно воспитанных девчонок? Боже мой, они даже не поздоровались со мной, когда вошли в дом! Ты поступила как последняя эгоистка.
Катя подумала, что Оля с Леной промолчали не от недостатка воспитания. Вполне возможно, что при виде мамы, окатившей их ледяным взглядом и надменно поджавшей губы, у них просто язык присох к горлу.
– Мама, но что мне было делать? Куда их девать? Света не могла уйти, не доделав операцию.
– Света, ха! Сказала бы я тебе, какую операцию она делала! Эта проститутка отправилась развлекаться с мужчинами, уверяю тебя. – Мама уселась на диван и перевела дух. – Она просто использует тебя, превращает в няньку, а ты и рада стараться.
– Мама, да что дурного в том, чтобы выручить человека?
– Катя, ты не понимаешь разницы между взаимовыручкой, которая, безусловно, должна существовать среди интеллигентных людей, и стремлением быдла сесть тебе на шею. Мне очень горько, что я не сумела тебя воспитать должным образом, ведь в том, что ты не видишь этой разницы, есть и моя вина.
Катя подумала, что к интеллигентным людям мама причисляет себя одну, больше никто из их общих знакомых не удостаивался столь лестного отзыва.
– В любом случае, мама, я имею право привести к себе домой кого захочу, – сказала она резко.
– Во-первых, это не твой дом, – немедленно отреагировала мама, – эта квартира моя, если уж на то пошло. Что касается твоих прав, то извини… Мы живем с тобой вместе, и ты обязана была спросить моего разрешения, прежде чем звать гостей. Я тоже имею здесь определенные права, и в первую очередь это право на покой. Я не обязана выслушивать детский гвалт и просыпаться в двенадцатом часу от телефонных звонков только потому, что одной из твоих сомнительных знакомых припала охота шляться по мужикам, извини за грубое выражение.
– Знаешь что, прекрати, – оборвала Катя. Внезапно она начала что-то понимать. Как будто в фотоаппарате настроили резкость. – Дети в любом случае ни в чем не виноваты. Что, нужно было их оставить на улице, чтобы они не помешали тебе выпить утренний кофе в тишине?
– Дело не в этом! Ты знаешь, что я не боюсь неудобств и легко их переношу, если возникает необходимость. – («Да, конечно», – желчно подумала Катя). – Но меня очень тревожит, что ты втягиваешься в близкие отношения с этой Светой. Она же хамка, женщина невысоких нравственных правил и безответственная мать! Ты унижаешь себя этим знакомством!
– Я свободный человек и общаюсь с кем хочу! – огрызнулась Катя.
Они довольно часто скандалили, причем поводом могла послужить любая мелочь. Инициатором всегда бывала мама, обижавшаяся то на Катин невежливый ответ, то на позднее ее возвращение из гостей, то еще на что-нибудь. Мама начинала на повышенных тонах, Катя же пыталась сохранять спокойствие. Но в последние годы она заметила одну закономерность. Маме необходимо было вывести ее из себя. Именно Катина истерика, ее слезы и раскаяние были целью любого скандала. Чем дольше Катя пыталась оставаться если не спокойной, то хотя бы внешне корректной, тем больше бесилась мама. Она принималась рассуждать о том, что Катя никак не может выйти замуж, а то, что никто ее не берет, является прямым результатом ее ужасного характера, от которого мама страдает с тех пор, как Катя появилась на свет. Конечно, мать есть мать, и она стоически, стиснув зубы переносит совместное существование с такой патологической личностью, как Катя, но ни один мужчина, разумеется, делать этого не будет. Катя была эгоистичной, жадной и неблагодарной дрянью, к тому же еще и неумехой, и вообще бесполезным и бездарным существом. Все эти теоретические выкладки мама, как научный работник, иллюстрировала практическими примерами, так что Катя в конце концов начинала верить, что именно так все и обстоит.
Ей становилось плохо, она начинала плакать, кричать, а иногда, когда мама была в особенном ударе, даже биться головой о стену. На этой стадии мать совершенно успокаивалась, говорила: «Прекрати, как тебе не стыдно, истеричка!» – и улыбалась, как вампир после удачной охоты.
Наверное, она действительно подогревалась этой энергией скандала. Но теперь Катя уже не могла тратить свои силы на истерику, теперь она была нужна своему ребенку.
Поэтому она глубоко вздохнула и не стала ни плакать, ни кричать.
– Ты говоришь о свободе? – спросила мама надменно. – Но позволь тебе напомнить известное выражение: «Каждый человек свободен, но его свобода кончается там, где начинается свобода другого человека». Если бы ты жила одна, то ради бога, приглашай кого хочешь. Но пока мы живем вместе, изволь считаться со мной.
