– А потом судьба наградила вас за то, что вы не пытались увильнуть от нее, – продолжила Женя свою мысль.
Мила подавила смешок. Михаил, Внуки и злобная свекровь в придачу – хороша награда!
– Не знаю. Пути Господни неисповедимы, – важно изрекла она.
– Да… Я тоже не предполагала, что моя жизнь сложится так.
– Твоя жизнь только начинается, – улыбнулась Мила.
Когда Женя вернулась, Константин уже был в номере. В футболке и потертых джинсах он сидел, поджав ноги, на диване, и изучал какие-то бумаги, которые лежали повсюду. На полу стояла большая чашка кофе, и он периодически нырял за ней.
– Что так поздно? – рассеянно поинтересовался он.
– Прогулялась с Милой, вы не против? – Женя осторожно освободила от бумаг край дивана. – Мне нужно чаще видеться с семьей, а то они могут подумать, что я забыла о том, что они для меня сделали.
Долгосабуров отложил бумаги и внимательно посмотрел на нее:
– Ты такая хорошая, Женя! Я и не знал, что бывают такие хорошие девушки.
– Но разве не поэтому вы на мне женились? – Она улыбнулась.
– Я женился потому, что полюбил тебя, – сказал он серьезно. – Ты могла оказаться какой угодно. А вдруг ты, такая хорошая, решишь, что я тебя недостоин?
– Не решу.
– А если узнаешь про меня что-то плохое?
– Я не поверю.
Долгосабуров вздохнул и взял в руки бумаги.
– Извини, мне надо работать… Да, тебе принесли платье, оно в спальне.
На кровати лежал чехол с фирменным логотипом. Женя щелкнула молнией. Платье оказалось бледно-зеленым, на первый взгляд довольно простым. Но после нескольких поездок по бутикам с однокурсницей-шоппером Женя знала, что вот эти тонкие прошивки из шерстяных кружев, которыми украшены рукава, – последняя мода сезона. Шоппер никогда не ошибалась с размером, но все же платье следовало примерить.
Женя разделась до трусиков и вдруг заметила, что муж стоит в дверях спальни.
– Ой! Подождите, я оденусь!
Долгосабуров покачал головой:
– Я хочу на тебя посмотреть. А то у нас слишком викторианская любовь под одеялом…
Женя покраснела, почувствовав, что ее тело будто плавится, обмякает под его взглядом.
Она не любила себя, стеснялась выпирающих в самых неподходящих местах костей, бледной кожи, слишком плоских коленок. Но все же нашла в себе смелость посмотреть мужу в глаза и увидела, что нужна ему такая, как есть, с дурацкими коленками и ямой вместо живота.
И когда он взял ее, она открылась ему, как никогда не бывало раньше, принимая каждое его движение.
И наступила минута, когда она перестала бояться смерти. Ведь то, что происходит между ними сейчас, не может исчезнуть бесследно.
Долгосабуров застонал, вытащил из-под нее измятый кусок бледно-зеленого шелка и привлек ее к себе. Помолчали. Он так уютно дышал, что Жене захотелось плакать.
– Когда умру, ты будешь ходить ко мне на могилу, Женюта?
По тому, как он это спросил, она поняла, что сердце ее не обмануло, что он пережил откровение вместе с нею.
– Буду, – пообещала она. – А ты ко мне? Ведь это как получится.
– Не говори глупостей. Давай лучше поедим. – Он потянулся к трубке гостиничного телефона, но тот вдруг зазвонил сам. – Да… Пропустите, конечно. Спасибо. Женя, атас! – Он вдруг вскочил, как подброшенный пружиной. – Вставай, бабушка идет!
Константин ласточкой влетел в джинсы и точным пинком отправил под кровать Женино белье. Смятое, но так и не примеренное платье осталось на подушках.
Женя едва успела одеться и провести щеткой по волосам. В дверь постучали. Как нашкодившие школьники, супруги выбежали в гостиную. Оба с трудом сдерживали смех.
– Добрый вечер! – Наталья Павловна торжественно вплыла в номер.
– Мы так рады! – бормотал Константин, освобождая от бумаг кресло. – Садитесь, пожалуйста. Кофе? Чай? Может быть, с нами поужинаете?
– Нет, благодарю. Чашку кофе, если можно. – Наталья Павловна села на край кресла, по-английски сложив ножки и выставив перед собой любимую сумочку. Женя помнила эту сумку с детства и про себя называла «геометрической». Трапеция с параболами ручек и идеальными шариками замка.
Константин направился к кофемашине, но Наталья Павловна жестом остановила его:
– Прежде я хотела бы поговорить с вами. Соглашаясь на ваш брак с моей воспитанницей, я, конечно, согласилась и с тем, что вы сами вместе с ней будете принимать все важные решения. Но полностью устраниться я тоже не могу, ведь судьба Евгении мне не безразлична. Сложившееся положение вещей давно беспокоит меня, но раньше я не считала возможным делать вам замечания. Однако теперь, в преддверии вашего отъезда, я вынуждена предупредить вас.
Поездка в Китай на несколько недель была запланирована Долгосабуровым давно, он ее два раза откладывал, но дальше тянуть было невозможно – могли пострадать интересы дела.
– Я благодарен вам за заботу, Наталья Павловна, но беспокоиться не о чем. Женя не сможет поехать со мной, потому что ей надо писать диплом. Кроме того, у меня будет плотный график, много переездов… Словом, она останется.
– Я приветствую ваше решение не брать Евгению в утомительную поездку. Я хотела говорить о другом. Где Евгения будет жить в ваше отсутствие? Не будет ли дерзостью с моей стороны обсудить этот вопрос?
Долгосабуров покачал головой, мол, нет, не будет.
– Разве может молодая женщина одна жить в гостинице? Это неприлично. Вернуться к нам она тоже не может. Откройте любые правила хорошего тона, и вы прочтете, что жена ни при каких обстоятельствах не может возвращаться в дом своих родителей. Это – свидетельство разрыва, и именно так оно будет воспринято обществом. А я не хочу, чтобы имя моей воспитанницы трепали на каждом углу.
– Но эта гостиница принадлежит моей фирме, – возразил Долгосабуров. – Женя живет здесь не как постоялица, а, можно сказать, как хозяйка.
Наталья Павловна поджала безупречно подкрашенные губы:
– У семьи должен быть дом. И женщина должна быть в нем не номинальной, а настоящей хозяйкой. А вы, простите, живете, словно любовники, на всем готовом. Вы, Константин Федорович, лишаете Евгению главного женского предназначения. А передо мной ставите трудную задачу. Принять ее после вашего отъезда я не могу, оставить здесь одну – тоже. Мне придется бросить семью, переложить все свои обязанности на невестку, а самой переехать сюда и жить с Евгенией до вашего возвращения.
Женя была не готова к такому повороту событий. Зайдя за спину Наталье Павловне, она украдкой закатила глаза.
– Разве я могу вас так затруднять? – Долгосабуров перевел ее жест на язык вежливости.
