Для ее мужа самое главное – семья. Именно семья en masse
[19]
. Ее бесило его потакание Внукам, его раздражала ее прижимистость. Почему они не поговорили об этом откровенно? Ха-ха! Есть вещи, до которых нужно дойти самому.
А деньги… Они слишком долго были ее единственным другом, единственной опорой. Ни на что другое одинокая Мила рассчитывать в случае чего не могла. Но все изменилось, у нее уже два года большая семья, а она все живет, словно волк-одиночка.
– Я тебя, наверное, ужасно раздражаю иногда? – Она стиснула его коленку.
Он улыбнулся, не отрывая взгляда от дороги:
– Нет, солнышко.
– А ты меня иногда просто бесишь! – призналась Мила.
Пользуясь остановкой на светофоре, муж повернулся к ней и засмеялся:
– Это хорошо, солнышко. Главное, я тебе не безразличен.
Мила прыснула, совсем как в детстве. А в Мишиной улыбке вдруг проявился тот самый хулиганистый ребенок, о котором рассказывала Наталья Павловна. Оказывается, он никуда не делся.
* * *
Отделка дальних комнат была закончена. Жене оставалось только удивляться, как это мастера, не советуясь и почти не разговаривая с ней, сделали все именно так, как она хотела. Но пока она не спешила переселяться из своей любимой комнаты с эркером. Наступила тяжелая часть ремонта: замена труб и электричества. Женя мужественно терпела и шум, и пыль. Она проводила время в институте, в библиотеке, навещала Наталью Павловну, но ночевать возвращалась домой.
Всего одни сутки, когда проходила заливка пола и замена сантехники, Женя провела у Натальи Павловны, и то чувствовала себя дезертиром. Едва дождавшись контрольного времени, она полетела в свою ненаглядную квартиру: ей не терпелось увидеть, как изменилось «гнездышко».
Новшества привели ее в такой восторг, что она чуть не расцеловала угрюмого прораба. Идеально ровный пол, сверкающая сантехника – о чем еще можно мечтать? Скорее бы приехал Костя и увидел все это великолепие!
– Что делать с кладовкой на кухне? – спросил прораб. – Там много личных бумаг…
– Они остались от прежних хозяев, выбросить рука не поднимается, – призналась Женя. – Пусть пока все остается как есть.
– Если хотите, можем зашить кладовку. Так иногда делают.
Жить с замурованными в стене документами! – ужаснулась Женя. Как в рассказе Эдгара По «Черный кот».
– А можно отремонтировать и консервы в ней хранить. Это ниша в наружной стене, в ней прохладно.
– Хорошо, – согласилась Женя и перенесла все бумаги обратно в комнату с эркером.
Вечером заехал Михаил Васильевич, привез несколько банок домашних консервов, которые Мила заготовила летом в невероятном количестве. К малиновому варенью Женя осталась равнодушной, а банка с огурцами и патиссонами вдруг обрела в ее глазах неожиданную привлекательность.
Представив, как она достает и надкусывает хрустящий огурчик, Женя сглотнула слюну. Симптом просто хрестоматийный… А если вспомнить, что сегодня утром ее подташнивало, то не отправиться ли в аптеку за тестом?
Михаил Васильевич пошел смотреть отремонтированные комнаты, а Женя погрузилась в вычисления. Может быть, огурцов она хочет просто потому, что голодна, а тошнило ее из-за строительной пыли?
Когда Михаил Васильевич вернулся, они еще поговорили о чем-то, но Женины мысли витали вдалеке от предмета разговора. Она осознала это, только когда услышала, что Спасский уезжает в кардиологический санаторий. Отличная новость!
Оставшись одна, Женя беспокойно заходила по квартире, приложив ладонь к своему плоскому животу. Потом спохватилась и, накинув шубку, побежала в ближайшую аптеку.
А еще через полчаса две полоски сообщили, что ее подозрения верны.
Переполненная новыми, невероятными и непонятными пока, но очень счастливыми ощущениями, она схватилась за телефон. Костя не ответил на вызов, но через несколько минут от него пришла эсэмэска: «Занят, целую, люблю».
Женя почувствовала обиду. Она походила по квартире, еще раз осмотрела обновленную ванную… И вдруг подумала, что все к лучшему. Ведь сказав о своей беременности по телефону, она не смогла бы увидеть счастливого выражения Костиного лица… а он не смог бы заключить ее в по-новому бережные объятия.
Да, это правильно, что она не дозвонилась. Спешить некуда. Она дождется Костиного возвращения, и лишь тогда…
Она погрузилась в счастливые раздумья. Что лучше: весело ошарашить Костю сразу при встрече в аэропорту? Или еле слышно прошептать заветные слова, когда они вдвоем войдут в незнакомую Косте квартиру, превращенную Женей в их семейное гнездышко? Каждый из вариантов имел свои плюсы…
Женя склонялась ко второму.
…С вещами, перетащенными обратно из кладовки в комнату с эркером, нужно было что-то делать. Она обошла квартиру в поисках нового пристанища для архива, но в отремонтированной части квартиры его не нашла.
На полу ее любимой комнаты опять лежала большая стопка книг, папок, альбомов… Сверху – знакомая записная книжка, точнее дневник, с рассуждениями о трауре. Тогда Женя сразу закрыла его, но вдруг именно в нем найдутся координаты людей, которым можно передать архив?
Она пролистала страницы более внимательно – судя по почерку, книжка принадлежала немолодой женщине. Лаконичные записи без чисел… Размышления о похоронах, о трауре, на которых книжка открылась в прошлый раз, были связаны, как теперь понимала Женя, с загадочной смертью Катеньки Кречетовой.
Держа эту книжку в руках впервые, Женя еще не знала этого имени…
Теперь, чувствуя себя почти Шерлоком Холмсом, она снова начала листать ее с первой страницы.
Отрывочные записи перемежались с кулинарными рецептами, вычислениями в столбик, неумело выполненными картинками. Как можно выудить из них хоть один, пусть даже незначительный факт?
«Она хочет иметь рычаги воздействия, кроме любви. Рычагов больше нет, а любви не осталось. Вернее, есть, но просто так не нужна» – что можно понять из этой фразы?
Или: «Парень воспитанный. Уживемся».
Это было написано только для себя, думала Женя. Дела давно минувших дней. О ком сказано – «парень воспитанный»? Теперь не узнаешь. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов…
Она перевернула следующую страницу.
Сверху была короткая запись:
«Все-таки шОфер или шофЁр?»
Женино сердце тревожно стукнуло в диафрагму.
Но ниже шел только рецепт рагу из баклажанов и цифры, похожие на расчет коммунальных платежей.
Она открыла следующую страницу.
«Анатолий, Анатолий, Анатолий» – имя написано много раз и на разные лады, где обведено в рамочку, где в цветочек, где просто перечеркнуто. Наверное, старая хозяйка размышляла об этом человеке, а имя писала машинально.
