Дежурный посмотрел на фотографию в билете, потом на Женю и поднял телефонную трубку.
– Тут журналистка, ищет информацию об убийстве двадцатилетней давности… Да понимаю я, что вам не до нее! – Он в сердцах брякнул трубку на рычаг и развел руками. – Ничем не могу помочь. Делайте официальный запрос.
Женя поплелась к выходу, разглядывая желтый линолеум.
– Гражданка, постойте!
Она вернулась.
– По какому адресу было убийство, знаете?
Женя назвала.
– Обратитесь в опорный пункт полиции, два квартала налево и во двор. Там участковый давно работает, может, подскажет. И поспешите, он сегодня до пяти. А к нам без запроса не приходите.
Выйдя из отделения, Женя побежала – подаренные Костей часики показывали без десяти пять.
Опорный пункт размещался в полуподвале, вниз вели три щербатые ступеньки. Она толкнула покосившуюся железную дверь и вошла в полутемный коридор. От ужасного запаха ее сразу затошнило. Из открытой двери выглянул высокий немолодой мужчина в расстегнутом кителе и молча уставился на нее.
– Здравствуйте, в отделении мне сказали, что вы можете помочь, – быстро заговорила Женя. – Что у вас может быть информация…
Участковый посмотрел на часы, вздохнул и жестом пригласил ее войти. Усадив Женю, сам сел напротив и неожиданно улыбнулся, обнажив прокуренные, но крепкие зубы. Женя сразу почувствовала к нему доверие и не стала врать, что она журналистка.
Стараясь говорить кратко, она рассказала почти все, что знала, ни словом не упомянув мужа. Участковый слушал очень внимательно.
– Я помню этот случай, – просто сказал он, когда Женя замолчала. – Я только начал работать, и это было мое первое убийство.
Все-таки убийство… Женя вцепилась руками в сиденье стула, чтоб не упасть.
– Бывшая хозяйка квартиры, в которую вы въехали, пустила к себе пожить племянницу с мужем, – начал рассказ участковый. – И в один прекрасный день этот муж убил свою жену. Они стояли на кухонной галерее, ссорились, он ее ударил, толкнул. Перила не выдержали, она упала, ушиблась головой и умерла. Муж сразу вызвал «Скорую», милицию, была оформлена явка с повинной. На суде ему дали реальный срок, но, с учетом всех обстоятельств, небольшой. Какой, не помню.
– Ужасно, – произнесла Женя, только чтобы не молчать.
– Да, нехорошо. Получается, призраки вас не обманули… Некоторые товарищи в таких случаях вызывают попа, чтобы освятил квартиру. Говорят, помогает… – Он усмехнулся и поднялся из-за стола. – Я удовлетворил ваше любопытство?
– Да, – пробормотала Женя.
– Напоследок открою один секрет, – сказал участковый. – Этот муж стал большим человеком, его теперь по телевизору показывают.
– Я знаю, – тихо произнесла Женя, которая больше не могла выносить эту жестокую пытку. – Его имя – Константин Долгосабуров.
– Я этого не говорил, вы сами сказали. Как вы узнали?
– Догадалась по фамилии девушки. У нее была редкая фамилия…
На улице Женина боль стала невыносимой.
Это неправда, отчаянно кричала ее душа, это не ее Костя, а кто-то другой! Ее Костя никогда не был женат на красавице Катеньке и никогда не убивал ее! Пусть даже это был несчастный случай. Ее Костя не мог ударить и толкнуть женщину!
Но что же теперь делать? Подать на развод и вернуться к Наталье Павловне? И пусть семья все устроит так, чтобы Женя никогда больше не увидела мужа, а ее ребенок никогда не узнал отца! Нужно вычеркнуть его из их жизни раз и навсегда, будто его и не было.
Ее муж убил свою первую жену. Он поднял руку на женщину. И никогда не признался бы в этом Жене, и она не узнала бы об этом, если б не квартира. Ну почему, почему она купила именно эту квартиру? От этой мысли Женя громко застонала на ходу.
Ей захотелось немедленно оказаться дома у Натальи Павловны, и чтобы она и Мила хлопотали вокруг нее, укрывали пледами, поили валерьянкой, гладили по голове… Наверное, они сумели бы ее утешить.
Не видя дороги, Женя ступила в глубокую лужу и почувствовала, что насквозь промочила ноги. Это может повредить ребенку, – очнулась она. Ребенок – вот о ком она обязана думать в первую очередь.
Возвращаться в квартиру, тайну которой она теперь знала, было очень страшно, но Женя решительно толкнула дверь подъезда.
Дома она скинула туфли и мокрые чулки, включила чайник и, поднявшись на галерею, села на дощатый пол. Потом легла навзничь и уставилась в потолок.
Через полчаса она приняла решение.
* * *
Спасского увезли на шунтирование.
Мила загрузила себя работой сверх предела, лишь бы не думать о том, что сейчас происходит в операционной. Кардиохирурги планировали оперировать на «работающем сердце», и ей это почему-то казалось очень важным.
Она опытный врач, но все ее знания улетучились, уступив место тревоге.
Неизвестность – самое мучительное состояние, и, улучив минутку, Мила все-таки поднялась в кардиохирургию. Жена Спасского сидела совершенно потерянная. Рядом с ней был Михаил, и Мила знала, что у него наготове вода и корвалол.
В сущности, они ведут себя глупо. Почему Михаил не отведет Аню в свой кабинет ниже этажом? А сама Мила может войти и наблюдать за ходом операции, и не мучиться догадками… Может быть, так и поступить?
Пока она раздумывала, дверь оперблока открылась. Аня побелела как мел. Но Мила уже видела по лицу идущего к ним доктора, что операция прошла нормально.
Хирург сообщил, что поражение оказалось не таким обширным, как представлялось вначале, все удалось сделать технично, и, самое главное, состояние Андрея Петровича в течение операции оставалось стабильным. Теперь он несколько дней пробудет в реанимации, и Аню туда не пустят. Асептика и режим. Поэтому сейчас ей следует ехать домой, отдыхать и набираться сил, которые вскоре очень понадобятся.
Через пару часов Мила вошла в кабинет мужа и включила чайник.
– У меня мало времени. Подают аппендицит, я по дороге в операционную. Представляешь, предложила Побегалову сделать, меня от этих аппендицитов уже тошнит, а он отказался, да еще с таким возмущением!
Михаил захлопотал, собирая нехитрое угощение:
– Ну, он же понимает, что для больного лучше, если его прооперируешь ты. Побегалов трезво оценивает свои возможности. Зато он ведет всю документацию, статистику, вычитывает диссертации и доводит их до ума. Литобзоры готовит. Много чего делает… Ты не видишь, потому что тебе неинтересно.
Мила задумчиво размешивала в чашке молоко.
– А ты не думала перейти на дежурантство? – неожиданно спросил ее муж. – Я же вижу, экстренная служба тебе нравится больше всего. И график хороший – сутки отпахала, зато потом три дня отдыхаешь. Для престижа оставишь себе половину или четверть доцентской ставки.
