Она теперь часто просыпалась по ночам и курила на кухне.
«Мне кажется, что они завидуют мне, – думала она, – поэтому и делают вид, будто дружба со мной ниже их достоинства, но вдруг это не так? Вдруг это не зависть, а настоящее презрение?»
После таких терзаний она с утроенным пылом принималась демонстрировать внешние атрибуты благополучия. Она шила себе великолепные костюмы, а на вопросы об их происхождении загадочно отводила глаза – пусть думают, что это работа модного портного. У нее было две шубы, норковая и песцовая, а весной и осенью она носила тонкое кожаное пальто василькового цвета. Этот безжалостный цвет необыкновенно шел ей, стройной натуральной блондинке, – торжествуя, она замечала во взглядах сотрудниц особенно злобные огоньки.
Но главное – это была обувь!.. Тут Вероника просто не знала удержу. В детстве и юности ей приходилось донашивать обувь за сестрой. Надя твердо верила в то, что каблуки портят фигуру и нарушают детородную способность женщины, что нормальный мужчина воспринимает женщину на шпильках не иначе, как проститутку, и пыталась внушить эти мысли младшей сестре.
Теперь она отыгрывалась за все! Наверное, в городе не было более частого посетителя обувных магазинов, чем Вероника Смысловская.
Генерал добродушно наблюдал, как его молодая жена резвится, ежедневно меняя наряды и не реже двух раз в неделю посещая салон красоты.
Она дразнила сотрудниц дорогой импортной косметикой и специально приносила к чаю бутерброды с красной рыбой и копченой колбасой – по тем временам немыслимыми деликатесами.
…Лишь с одной своей сотрудницей она, наверное, могла бы подружиться. Веселая гинекологиня, примерно Вероникиного возраста, ни капельки не завидовала ей, что было особенно заметно на фоне остальных. Но беда была в том, что ей страстно завидовала сама Вероника: у Марьяши были муж – молодой офицер и двое маленьких детей…
В то время Смысловская задумала организовать на базе здравпункта, которым руководила, шоферскую комиссию и секцию лечебной физкультуры. Начальство завода поддерживало ее инициативы, чего нельзя было сказать о Вероникиных подчиненных. Работы было очень много, но единственным человеком, по-настоящему помогавшим ей, была Марьяша, хотя это и не входило в ее прямые обязанности.
«Ты могла бы быть моей подругой, – думала Вероника, – но иногда мне так больно видеть тебя! Мне кажется, что тебе досталось мое счастье. Да, я становлюсь стервой, ну и что? Я ненавижу целующиеся парочки, а дети… Когда я вижу малыша, мне не хочется взять его на руки. Зачем? Ведь у меня никогда не будет своих детей».
В таком настроении она и встретилась с Миллером.
* * *
Знакомство состоялось на конференции молодых ученых, где никому не известный третьекурсник делал доклад о разработке нового оперативного доступа к аневризмам внутренней сонной артерии. Докладчик был очень красив, но не только красота заставила Веронику обратить на него внимание: своим азартом и увлеченностью наукой он напомнил ей Костю.
Она смотрела на красивого студента, и ее сердце наполнялось ненавистью к нему за то, что он жив и здоров и так талантлив.
«Костя был лучше тебя! – хотелось закричать ей во весь голос, а потом подойти и за волосы стащить Миллера с кафедры. – Он был умнее и талантливее тебя и должен был жить! Но его нет, а ты занял его место. Стоишь тут, болтаешь, подчеркнуто вежливо отвечаешь на вопросы профессоров, а потом сойдешь с трибуны и побежишь к своей девушке, которой, конечно, не терпится узнать, как прошел доклад. Или девушка сидит в этом зале и гордится тобой? Ты женишься на ней, она родит тебе детей и проживет с тобой долгую счастливую жизнь, ни разу не задумавшись, что всего этого могло и не быть!»
Она так сильно возненавидела студента и его воображаемую девушку, что сама испугалась этой ненависти. Потом выяснилось, что Миллер заметил ее внимательный взгляд…
Сколько лет ему тогда было? Кажется, девятнадцать, ведь сразу после школы он поступил в институт, не отслужив в армии. Возраст, в котором молодые люди очень интересуются зрелыми холеными женщинами. Хотя, какая зрелость? Веронике тогда еще не исполнилось и двадцати пяти. И пусть она считала себя почти старухой, но на самом деле выглядела как юная девушка.
В перерыве между заседаниями участники конференции вышли в фойе, где были накрыты столы с кофе и бутербродами. Ее, перспективного администратора и жену генерала, сразу пригласили за столик профессоров, где стали наперебой угощать кофе. Вероника принимала старомодные ухаживания, свысока поглядывая на студентов и аспирантов, толпившихся вокруг парт, принесенных из учебных классов и накрытых дешевой клеенкой. И вдруг ей так отчаянно захотелось к ним!
Ах, если бы Костя был жив, она стояла бы сейчас среди этих ребят, пила бы не кофе из фарфоровой чашечки, а невнятное пойло из пластикового стакана, и смеялась бы беспечно, рассказывая, как ей удалось на экзамене вытащить шпаргалку из трусиков.
Но никто не понял бы ее, подойди она сейчас к этой толпе, – ни профессора, ни сами студенты! Смерть Кости отобрала у нее не только любовь, но и веселую беззаботную молодость. Как недолго удалось ей побыть в девушках! В девятнадцать лет она превратилась в старуху, ровесницу своего мужа…
Душа срочно требовала сильной дозы болеутоляющего, и Вероника жадно всматривалась в толпу молодежи, пытаясь поймать на себе хоть чей-нибудь завистливый взгляд. Но молодые люди были заняты друг другом, им не было до нее никакого дела.
Смириться с этим она не могла! Вероника поднялась из-за стола, оставив кофе недопитым, и медленно пересекла фойе – так, чтобы все присутствующие могли оценить ее эффектную внешность и позавидовать: кто безупречной фигурке, кто густым светлым волосам, уложенным рукой превосходного парикмахера, а кто настоящим итальянским туфлям и сумочке. Хотелось думать, что ее сопровождает шепот: ах, неужели это та самая Смысловская? Такая молодая и красивая, а уже кандидат наук! А что вы хотите при ее-то муже? Если бы не выгодный брак, сидеть бы ей в поликлинике, она наверняка тупая, как все блондинки.
Так и не поняв, вызвала ли она зависть хоть у одного человека, Вероника вышла на лестничную площадку, где располагалась общая курилка. Судя по всему, публика еще не насытилась халявными бутербродами, поэтому на площадке она застала только двух незнакомых мужчин средних лет. Они коротко кивнули ей, дружно щелкнули зажигалками и вернулись к своей беседе.
– Способный парень этот Миллер, – сказал мужчина постарше, и Вероника невольно навострила уши. Из программки конференции она знала, что именно такую фамилию носит студент, вызвавший у нее острый приступ ненависти. – Уже сейчас у него полностью готова кандидатская, с которой не придется краснеть на ученом совете. Ему бы хоть небольшую поддержку, ручонку какую-нибудь волосатую, и в тридцать лет он мог бы стать профессором. Но увы…
– Что – увы? Его доклад наверняка произвел впечатление на наших маститых, кто-нибудь захочет поспособствовать развитию таланта.
