Они разговаривали, обсуждая бытовые и медицинские темы, они не скучали вместе, но душевной близости между ними так и не возникло.
К шестому курсу вопрос об аспирантуре Миллера был при поддержке Смысловского практически решен.
«…Если бы он хоть раз отказался от моей помощи! – злилась Вероника. – Сказал бы: не надо мне аспирантуры, не хочу быть обязанным твоему мужу. Про маму и сестру понятно, тут он не имеет права отвергать помощь, кем бы она ни была предложена, а вот что касается лично его… Здесь он мог бы и постесняться. Но зачем, если любовь красивой женщины приносит еще и материальные выгоды? А может, он и спит со мной только ради этих выгод?»
Чем больше она пыталась убедить себя, что их связывает если не любовь, то дружба плюс сексуальный интерес, тем чаще думала о том, что со стороны их отношения выглядят как роман скучающей обеспеченной дамы и молодого альфонса. «Но это не так!» – возмущенно возражала она воображаемому собеседнику, хотя и знала по опыту, что отношения между людьми обычно именно таковы, какими они видятся со стороны.
Она безжалостно уничтожала в себе малейшие ростки душевной привязанности к Миллеру, постоянно напоминая себе о том, как редки их любовные свидания. Каждый из них жил своей жизнью. Общими у них были два-три часа в неделю, проведенные на диване в Диминой комнате.
Дима никогда не ссорился с ней, а если вдруг ее нервы сдавали и она сама начинала скандалить, он ровным голосом приводил настолько разумные и убедительные доводы, что дальнейшее выяснение отношений с ее стороны становилось просто неприличным. Его сдержанность и спокойствие ужасно бесили Веронику, поскольку свидетельствовали о равнодушии ее любовника.
Однажды случилось так, что она приехала к нему чем-то расстроенная и, натолкнувшись на каменную стену его сдержанности, не выдержала и высказала все, что думает о корыстных мальчиках, использующих любовниц для карьерного роста. Она тут же пожалела о сказанном, но Миллер, не глядя на нее, произнес: «Тебе лучше уйти». Вероника одевалась нарочито медленно, еще надеясь на что-то, но больше не услышала от него ни слова.
На следующий день она позвонила ему, чтобы извиниться, но сразу услышала холодное: «Ты права. Не стоит унижать себя общением с альфонсом». «Конечно, ты получил все, что хотел, какой тебе смысл дальше поддерживать отношения со мной?» – выкрикнула Вероника в трубку. Потом она ужасно жалела об этих оскорбительных словах, но Миллера они, кажется, не так уж и задели. Он спокойно ответил, что как генерал устроил его в аспирантуру, так же может и выгнать оттуда, а разубеждать в чем-то Веронику он, Миллер, не собирается.
На этом их отношения закончились.
Они увиделись только через много лет, когда Веронику, уже давно работавшую в министерстве, направили в Питер с инспекторской проверкой. Узнав, что Миллер стал успешным хирургом и профессором, она искренне обрадовалась. Ей захотелось по-дружески расспросить его о сестре и матери, побольше узнать о его жизни…
Но ей не удалось вызвать его на разговор. «Я предпочел бы оставаться с вами в рамках деловых отношений», – холодно сказал он. «Таким тоном тебе бы время по телефону объявлять!» – зло подумала Вероника и, не удержавшись, нагрубила ему.
А потом была эта дикая история с его ранением… Вернувшись в Москву, Вероника узнала, что пациент, у которого после травмы началась белая горячка, ударил Миллера ножом в живот. К счастью, тогда в клинике оказался Колдунов, который и прооперировал Диму, – если бы не он, неизвестно, чем бы закончилась эта история… Вероника до сих пор не могла вспоминать без ужаса, как первым же рейсом летела обратно в Петербург. Она спешила к Миллеру, чтобы достать ему все необходимые лекарства, чтобы ухаживать за ним…
Но тогда он не принял ее помощи. Зато потом, выздоровев, вдруг взял и приехал к ней в Москву сам.
И не было ни объяснений в любви, ни бурных объятий, они просто легли в постель, как много лет назад…
Потом Веронике захотелось поговорить о том, что с ними произошло за эти годы, о том, как изменились их чувства… Но, как и много лет назад, Миллер уклонился от задушевной беседы.
«Мы оба так боялись любить, что готовы были возненавидеть друг друга, чтобы не поддаваться этому мучительному чувству. Мы не хотели становиться друг для друга уязвимыми, не хотели терпеть настоящей боли, которую могли бы друг другу причинить полюбив. Как человек щиплет себя за руку, чтобы заглушить зубную боль, так и мы предпочитали мелкие взаимные оскорбления». – От таких мыслей кофе казался особенно горьким, и Вероника курила одну сигарету за другой.
Глава 8
Надя пригласила ее на «курицу по-французски». За этим пышным названием скрывались куски курицы, посыпанные рисом и политые майонезом с тертым сыром, тем не менее название блюда произносилось Надей с томным придыханием, долженствующим показать, что она не чужда высокой кухни.
Вероника вяло ковыряла вилкой в тарелке с деликатесом и слушала, как Женечке теперь неудобно ходить в школу, а Наде с мужем – на службу. Да и вообще теперь они живут так тесно, что буквально нечем дышать.
– Я понимаю, что тебе в двухкомнатной квартире с папой хуже, чем в трехкомнатной без него, – жестко сказала Вероника, когда ей надоели речи сестры. – Ты меня пригласила, чтобы лишний раз напомнить об этом или еще зачем-то?
Пока она решила не сообщать Наде, что скоро та сможет вернуться в вожделенную квартиру на Васильевском.
«Пусть лучше это будет для нее сюрпризом. Если я скажу ей об этом сейчас, она будет ждать и дергаться, сомневаться, не передумаю ли я, а так – хоп! – пожалуйте в евростандарт. И ничего страшного, что пока я заканчиваю ремонт и подыскиваю себе новое жилье, она злится на меня… Да она всю жизнь на меня злится!»
– Я просто хотела узнать, как твои дела. – Надя пожала плечами.
Когда с курицей было покончено, женщины взяли чашки с кофе и вышли на балкон. Надя всегда ругала Веронику за курение, но пару лет назад отчего-то закурила сама, причем скрывала это от мужа, детей и отца. Вот и сейчас, взяв сигарету из Вероникиной пачки, она оглянулась и лишь затем прикурила.
«…Хоть бы нашелся какой-нибудь хулиган и сломал этот чертов детский грибок! Почему за столько лет в этом дворе ничего не изменилось? Все дворы либо благоустраивают, либо оборудуют под автостоянки, и только этот остался в первозданном виде. Кажется, стоит протянуть руку, и вернешься назад. Зажмуришься на секунду, потом откроешь глаза, и увидишь Костю в шинели. Он ждет, когда я выйду, и курит одну сигарету за другой…»
Так и есть, он ждет уже много лет, просто Вероника не видит его. На самом деле все очень просто – надо закрыть глаза и шагнуть через балконные перила. Миг, вспышка, и то, что разделяло их, исчезнет… Он отбросит папиросу и широко улыбнется ей: наконец-то, малыш, ты пришла. И, держась за руки, они пойдут… куда? Есть ли в том мире автобусы и станции метро? А общежитие курсантов, где Вероника была так счастлива? Но это не важно. Какая разница, ей просто достаточно идти с ним рядом, другого рая ей не нужно…
