– Наверное, будет лучше, если мы пройдем в мой кабинет. Там хотя бы можно сидеть!
– Пардон! – Громов извлек из груды хлама табуретку, подул на нее и предложил Веронике. Она села.
– Лука Ильич, – начала она, – вы занимаете должность моего заместителя по АХЧ, и это очень серьезная должность. Вы – организатор. Я вообще не должна была ничего знать о ремонте этих несчастных палат, это ваша задача – все там устроить. И мне не важно, каким способом вы ее решите. Если по каким-то причинам у вас что-то не получается, вам следует обращаться ко мне. Именно от вас я должна была узнать, что ремонт палат застопорился, а не от Валентины Петровны. Это первое. Теперь второе: кадровый вопрос. Вы радостно сообщили мне, что никто не хочет работать за такую зарплату, и на этом сочли свою миссию выполненной. Но ведь есть и другие способы заинтересовать людей, чтобы шли к нам работать.
– Способов нет. Миссия невыполнима, – ответствовал Громов.
– Неправда! Вы просто не хотите думать над этим, вам проще утюги ремонтировать.
– Ну, у врачей и сестер тоже зарплаты невеликие. Для них, может, утюг починить – дыра в бюджете. И вот сидели бы они над сломанным утюгом и думали: надо на другую работу переходить, где больше платят. А так все знают, что есть на работе Лука Ильич, который бесплатно отремонтирует любую технику. И не увольняются. Так что я кадровый вопрос тоже решаю. Кстати, если у вас что-нибудь сломается, приносите. Кофе хотите?
Вероника уже давно принюхивалась к аромату свежемолотого кофе, думая, что он доносится из расположенного на том же этаже буфета. Но выяснилось, что в кабинете Громова имеется настоящая кофемашина, правда, весьма диковинного вида.
– Собственная конструкция? – спросила Вероника, принимая из рук Громова чашку с красными цветами. Внимательно посмотрев на нее, она удивленно сказала: – Представляете, лет тридцать назад у нас дома были точно такие же чашки… Эти цветы мне ужасно нравились!..
– Хотите, подарю?
– Лучше я буду иногда сюда приходить, не возражаете? – Эти слова она произнесла прежде, чем поняла, как может их истолковать наглый электрик.
– Всегда рад вас видеть, – дурашливым тоном сказал он. – Даже не стану напоминать, что от вас-то мне так и не удалось допроситься чашечки кофе. Но я выше условностей.
Вероника не собиралась поддерживать этот тон.
– Спасибо за кофе, – сказала она, поднимаясь с табуретки. – И пожалуйста, Лука Ильич, подумайте над моими словами. Относительно вашей должности.
– Обещаю, – ухмыльнулся Громов. – А то еще уволите. И люстру вам повесим, не переживайте. Как только…
– Марк Константинович поправится! – со смехом продолжила Вероника, открывая дверь.
Перепалка с электриком почему-то привела ее в хорошее настроение.
Глава 9
Колдунов пригласил ее заехать после работы «на пироги». Вероника согласилась, ей всегда было приятно повидать Катю, которой она очень симпатизировала. В обеденный перерыв она решила пробежаться по ближайшим магазинам и купить гостинцы детям. За этим занятием ее опять посетили обычные грустные мысли – на этот раз о том, что Колдунов пригласил ее из жалости. Он знает, что Миллер не хочет больше ее видеть, что она теперь одинокая и неприкаянная, вот и решил по доброте душевной поделиться с ней семейным уютом.
«Да неужели я уже ни от чего не могу получать радость? – раздраженно думала она. – Ведь любое мое переживание отравлено сознанием, что мне не с кем его разделить! И мне никак не избавиться от навязчивой мысли, что все вокруг жалеют и презирают меня. Господи, я и так несчастна, ты отнял у меня все самое дорогое, так дай мне хотя бы способность радоваться пустякам!»
Но такой способности у Вероники не было.
На детские подарки было потрачено несколько тысяч. «Я так неприятна самой себе, что мне постоянно приходится совершать добрые дела», – вот как она объяснила себе эти непредвиденные траты!
На столе высился целый тазик пирогов, и было странно, как это у интеллигентной Кати пироги получаются такие огромные, на вид совершенно деревенские. И притом необыкновенно вкусные.
– Так можно совсем без талии остаться! – засмеялась Вероника.
– Кушай на здоровье и не думай о пустяках, – потчевал ее Ян. – Пара килограммов тебе абсолютно не повредит. В сорок лет полнота отвратительна только на мужчинах. А на дамах она естественна и приятна.
– Эй, полегче! – прикрикнула на него Катя. – Нам с Вероникой до сорока еще далеко.
«Гораздо ближе, чем тебе кажется», – зло подумала Вероника и, собрав грязные тарелки, пошла на кухню.
– Я сама помою. – Катя мягко отстранила ее от раковины. – Просто посиди со мной. Хочешь выпить?
Вероника кивнула.
Катя пошуршала на полке и достала начатую бутылку коньяка. Когда они выпили по рюмочке, бутылка отправилась обратно в шкаф.
– Ян решил бросить пить, – доверительно сообщила Катя. – И начал с того, что запретил пить мне.
«А вот мне никто ничего не может запретить! Но что в этом хорошего?..»
– Катя, а ты сейчас играешь на пианино? – вдруг спросила она.
– Почти нет. Уроки даю детям, а для себя не играю. Времени нет, да и не тянет, в общем-то.
– А у меня в больнице электрик, представляешь, каждый день на рояле упражняется. У него имя такое необычное – Лука Ильич…
– Лука Ильич? – С недомытой тарелкой в руках Катя повернулась к Веронике. – А фамилия его не Громов, случайно?
– Громов. Откуда ты знаешь?
– Господи, Вероника, неужели ты не помнишь? Ведь был же такой музыкальный вундеркинд Лука Громов. О нем невозможно было не знать, его по телевизору показывали, о нем все газеты писали. Он, между прочим, нашу музыкальную школу окончил.
Но Вероника и сама уже что-то припоминала. Первым делом вспомнилась афиша на стене гастронома: синее изображение рояля, а внизу большими красными буквами – Лука Громов. Однажды Надя, любившая классическую музыку, даже водила ее на его концерт… Загадка начинала проясняться. Или еще больше запутываться? Ведь по-прежнему было абсолютно непонятно, как связать блестящего юного пианиста и разгильдяя электрика… Это что же должно было случиться, чтобы его жизнь совершила такой неописуемый зигзаг? Будь он певцом, тогда понятно – мутация голоса. Перелом руки? Но Вероника своими ушами слышала, как он играет, и, даже не будучи знатоком музыки, сумела это оценить… Но ведь вряд ли он добровольно отказался от музыкальной карьеры, чтобы работать электриком в больнице. Что-то разрушило его жизнь, так же, как в свое время ее собственную. А значит, его развеселое добродушие, нахальство и пофигизм – всего лишь маска, за которой скрыто что-то совсем иное… И, скорее всего, он только кажется человеком, живущим в ладу с самим собой. Она попыталась представить себе, каково это – утратить все, что имеешь. Ее-то жизнь лишила всего лишь перспектив, она не успела побыть ни счастливой женой, ни успешным хирургом. А Громов успел вкусить славы…
