– Бьюсь, – говорит, – бьюсь! Прямо голодаем! Работы недостает, снегу мало – в неделю только два дня работать приходится… Вот вчера пятиалтынный во весь день заработал, – кормись с женой чем хочешь… Как до лета дотянуть, не знаю!
– Ну, а летом?
– Господи! Летом?.. А за ягодками, за грибками… Тепло, зелень, птички поют!.. И не говорите… Долго еще… Доживем ли!
А сам чуть не плачет.
И все эти люди на дне, бесповоротно на дне. И выхода им нет.
Затягивает это дно, эта густая тина, эта атмосфера трущобы, эта голодная и холодная «воля».
Эти люди, не ужившиеся с условиями жизни, эти несчастные, загнанные сюда обстоятельствами, приживаются здесь.
Здесь воля, независимость друг от друга, полная равноправность всех платящих свой пятак за ночлег делает трущобу терпимой.
А потом и привычка.
Если такой человек уже отрущобился – его ничем не вытянешь со дна.
И с хорошего места уйдет, а не то, что сбежит из непривлекательного работного дома.
А после вчерашней облавы работный дом сильно переполнится.
Все забранные на Хитровке женщины делятся строго только на две части: одна идет в больницу, другая – работный дом.
А там заработок… три копейки в день за мытье полов, а пятак – за стирку.
И хлебом хоть и отвратительно, но кормят – только воли нет.
Посмотрел бы я Настю, из пьесы Горького, в работном доме!
Или Сатина.
Или Барона…
Первые двое, наверно бы, бежали.
А последний скорей бы других ужился там, метя мостовые и вспоминая кареты с гербами предков.
Тайна одного привидения
Московские спириты не на шутку взволнованы известиями о таинственных явлениях в имении Федора Ивановича Шаляпина, находящемся невдалеке от Ростова-Ярославского.
Собираются, заседают, разговаривают и выбрали комиссию медиумов, собирающихся на днях отправиться на место таинственного происшествия, которое, как они надеются, прольет свет на неведомые горизонты загробного мира и обогатит спиритическую литературу новым, ярким фактом, о чем уже сообщено в заграничные кружки спиритов с предложением прибыть на место и лично проверить неведомое. В бульварных московских газетах уже появилось об этом известие, произведшее сенсацию. Его перепечатали в Петербурге.
Во вторник встречаю художника Константина Алексеевича Коровина.
– Еду, брат, сегодня прокатиться на север, устал! – сказал он мне.
– Чудеса творил с Шаляпиным? Это, действительно, дело нелегкое!
– А ты догадался?
– Конечно. Теперь такими чудесами разве только черносотенца полуграмотного удивишь или сумасшедшего спирита…
– А ведь напечатали же! Да еще сколько разговору везде – спириты ликуют!
– Кто же, Шаляпин отличился?
– Шаляпин. А ловко сделано! В числе гостей у него был один спирит. Мы и задумали подшутить. Начали говорить о привидениях, распустили слух, что на соседнем кургане ровно в полночь появляется привидение-» женщина в белом, создали целую легенду; один из местных жителей, Иван, наговорил ему ужасов, – и пошло дело! Этой тайной окружили только одного спирита. В темную ночь мы все отправились к кургану и невдалеке сели. Ждем, шутим:
– Какие там привидения! Ерунда!
Только Шаляпин серьезничает и говорит, что он верит. Решили подождать полночи и потом уходить. А сами внаем, что ровно в полночь привидение появится, и заранее сговорились, что будем делать. Первым делом при появлении его все должны отказываться, что мы ничего не видим, и опровергать спирита, который должен его видеть один.
Вот и полночь. На вершине кургана засинелся огонек. Это Иван, которому поручена была роль привидения, зажег кусочки сухого спирта.
– Смотрите, синий огонь! – испуганно сказал спирит.
– Где? Мы ничего не видим…
– Как?! Да на кургане… Адский пламень.
– Да это тебе кажется! – смеемся мы.
– Огонь… Огонь… Я вижу… Привидение! Женщина в белом!.. – вскричал он.
Действительно, в это время Иван, закутанный в простыню, встал над курганом и тихо двигался.
– Врешь, это тебе кажется.
– Вот она! Вот!.. – Голос его дрожит от страха.
– О, ужас! Это она! Я узнаю ее… Это она меня зовет… Не пойду… Боюсь… Это ты… Зачем, зачем ты пришла!.. – трагическим голосом завопил Шаляпин и в ужасе бросился бежать. Мы все за ним. Спирит с воплями мчался впереди нас. За ним Шаляпин, а за ними Иван с простыней под мышкой.
И эту комедию мы повторили два раза. Спирит уехал в полной уверенности совершившегося факта и разнес это по спиритическим кружкам Москвы. Его подхватили некоторые бульварные газеты. Уверовали многие любители чудесного и таинственного. Простите, гг. спириты, что я разрушил ваши надежды. Времена чудес давно прошли. Привидения упразднены.
Из репортерства
Были в те времена в Москве беспризорные и безнадзорные ребята, которые ночевали на чердаках, в помойках, в водосточных трубах, воровали с лотков и поездушничали, то есть по вечерам выхватывали с экипажей у едущих на вокзал пассажиров вещи или вырывали сумочки у дам и бесследно исчезали в столичной темноте.
Была и совсем мелкота, которая являлась по ночам в полицейские участки, и их оставлял дежурный переночевать, а какой-нибудь сторож и кусок хлеба сунет.
Были тогда богачи. Укажу на одного, о котором придется говорить в этом рассказе, – это бакинский нефтепромышленник Шамси-Асадулаев, который владел роскошно отделанным домом на Воздвиженке, где теперь помещается «Крестьянская газета».
Шамси – бывший простой носильщик в Бакинском порту – оказался владельцем участка, в котором забили нефтяные фонтаны, и в один год сделался миллионером. Потом переселился в Москву, женился на русской, некоей Марье Петровне, особе еще молодой, высокого роста, весьма дородной и знавшей, как пожить. Она одевала своего старого азиата в черный сюртук, в котором он молча и встречал гостей на беспрерывных пирах в своем новом дворце.
А в Баку у него осталась семья, взрослые красавцы сыновья и жена.
Конечно, семья была против этой женитьбы и жаждала мщения. Постановили убить и жену и самого Шамси.
Вот тут-то мне и пришлось совершенно случайно вмешаться в это дело.
Началось с того, что, присутствуя по какому-то крупному делу в окружном суде для газетного отчета, я попал «под суд».
Попасть «под суд» – тогда обозначало спуститься в нижний этаж здания суда, где был буфет.
Во время перерыва заседания я вхожу в буфет и вижу: за угловым столиком одиноко сидит знаменитый адвокат, мой добрый приятель – Ф. Н. Плевако. По воскресеньям я нередко бывал у него на пироге в его доме на Новинском бульваре…
