Но думать надо было не столько о прошлом, сколько о будущем. Следовало отмазать Коршуновскую Настю и его самого. Капитально отмазать. Так, чтобы потом никаких расследований и разборок. Реально это? Вполне. Менофил, лиса краснополосая, однозначно дал понять, что хочет со мной дружить. И с Лехой он тоже будет дружить, если вложить в него мысль, что дружба с таким авторитетным риксом – гарантия безопасности провинции. А так ли это? Хорошо бы на эту тему с Лехой перетереть…
Глава тринадцатая Наместник Нижней Мезии Туллий Менофил (продолжение)
Надо признать: выглядела Анастасия сногсшибательно. Одетая, накрашенная и завитая по последней римской моде, в дорогих шелках и украшениях, которыми не могла похвастаться ни одна знатная матрона Маркионополя. Даже у присутствовавших здесь дочерей самого наместника Туллия побрякушки были скромнее. Ничего удивительного. Наместник Туллий – очень богатый человек, но его богатства – это в основном вклады и недвижимость. Держать собственность в виде драгоценностей – типично разбойничий подход. Однако в данном случае эффект был достигнут. Более того, Леха Коршунов смотрелся ничуть не хуже своей жены (ее же стараниями) и намного респектабельнее своего командира. Черепанов, в своих парадных доспехах, выглядел рядом с расфранченным младшим кентурионом, как селезень рядом с павлином. Мысленно он сделал в памяти зарубку: использовать умения Лехиной подруги для повышения собственной респектабельности. Сразу видно: она понимает в этом толк. Было бы совсем неплохо предстать перед Корнелией (и прочей аристократией) не суровым солдатом, а изысканным вельможей.
– Благородный сенатор Туллий, позволь представить тебе, владыке важнейшей из римских провинций, моего друга и подчиненного, недавно повелевавшего дикими скифскими воинами, соревновавшимися в доблести с нашими легионами. Бывший рикс гревтунгов, а ныне кентурион моей когорты Алексий Виктор, прозванный Коршуном.
– Польщен столь высоким знакомством. – Коршунов приветствовал наместника, на римский лад прижав кулак к груди. – Но хочу уточнить: риксы, принцепс, не бывают бывшими. Бывший рикс – мертвый рикс. А я жив!
Сказано было на вполне приличной латыни. Правда, фразу эту Коршунову пришлось довольно долго репетировать. Как и следующую…
– А вот, достойнейший Туллий, моя супруга Анастасия Фока!
– Будь моим гостем, кентурион Алексий… – улыбнулся наместник. («Анастасия Фока… где-то я уже слышал это имя», – подумал он). – Или ты предпочитаешь, чтобы тебя именовали риксом?
– Кентурион – лучше, – сказал Коршунов. – Я служу Риму… – Его словарный запас стремительно иссякал.
– Замечу: у тебя очаровательная жена, кентурион, – продолжал наместник. – Где я мог слышать твое имя, домна?
– Я родилась в Сирии, – ответила Анастасия. – Как и ты, благородный Туллий. Может, там?
– Анастасия Фока… – повторил наместник, будто пробуя имя на зуб.
Черепанов заметил, как напряглась женщина. Хотя на лице ее по-прежнему сияла улыбка. Следовало вмешаться.
– Великолепные музыканты у тебя, владыка,
[64]
– польстил наместнику Геннадий, хотя единственная здешняя музыка, в которой он разбирался, – это трубные звуки боевых флейт и буккин.
– О да!
Наместник посмотрел в сторону эстрады, где, возвышаясь над головами гостей, наяривал на лирах, барабанах и прочих инструментах праздничный оркестр. На первом плане изгибалась и перебирала стройными ножками темнокожая танцовщица в одежде из разноцветных лент. Вот ее голосок Черепанов послушал бы с удовольствием. Наедине. Кстати, почему бы и нет? Надо только намекнуть об этом ее хозяину…
Наместник удалился – приветствовать кого-то длинного и лохматого, в сенаторской тоге. Философа из благородных, вероятно. А спустя четверть часа гостей пригласили к трапезе.
Черепанову и его спутникам было отведено почетное место: за одним столом с хозяином. Геннадию – поближе, Коршунову с Анастасией – подальше. Всего же столов было не менее дюжины.
– Вероятно, такой праздник обходится недешево, – заметил Черепанов.
– Естестственно, – ответил наместник. – Но этот праздник оплачивает не городская казна, а вот он. – Сенатор кивнул на возлежавшего напротив верховного жреца бога Меркурия. Жрец уже накушался и задремал – у него был сегодня трудный день. – Расскажи, доблестный Геннадий, что происходит в армии? Они более не ропщут?
– Не могу тебе сказать касательно всей армии, но моим легионерам роптать некогда. Мой принцип прост: солдат должен быть сыт, обмундирован и постоянно занят делом. Разумеется, и жалованье он должен получать в срок. А если у солдата остаются силы роптать, значит, кентурион мало его гоняет. В моей когорте таких кентурионов нет. Да и во всей армии Максимина – тоже.
– Армии Максимина? – нахмурился наместник.
– Он ею командует. Разумеется, верность легионов принадлежит богоравному императору Александру.
– Так ли это? Император, насколько я слышал, не сомневается в верности своих азиатских легионов, а здесь…
– Здесь, владыка, дела обстоят так же! – отчеканил Черепанов. – Легионы преданы командующему, а командующий верен августам! Как и все мы.
Черепанов положил правую руку так, чтобы был заметен профиль императора на золотом перстне, украшавшем его безымянный палец. Перстень этот был вручен ему год назад самим Августом – в знак особого доверия. Носитель такого перстня мог лично обращаться к повелителю Рима.
Если наместник и мог прежде не обратить внимания на этот перстень, то теперь он заметил его наверняка.
– Надеюсь, ты прав, принцепс, – сказал Туллий Менофил. – Ведь ты один из немногих армейских командиров, пользующихся расположением и фракийца, и Рима. И понимаешь, чье расположение важнее, не так ли?
– Я всего лишь принцепс, – дипломатично ответил подполковник. – И я понимаю (тут он понизил голос), что армия остается армией, даже если у нее вдруг появляется другой командующий.
Наместник положил в рот ломтик копченого угря, запил вином…
– Ты понимаешь меня, – сказал он. – В сенате многие считают: не дело ставить на важные должности неримлян. Но так считают не все. Империи нужна свежая кровь, чтобы вернулись времена Траяна и Юлия. Держись правильной стороны, принцепс, и мы обеспечим твою карьеру.
