А этот подонок-адвокат продолжает так спокойненько, мол, мы тут с вами говорили об ограде. А цену ее не указали. Все ограды в поселке типовые, поэтому и цена у них одинаковая — 20 тысяч долларов! И как начал: фундамент типовой, фонарики типовые, дорожки — и те типовые. Павел ему — да ведь вы сами мне утром русским языком говорили, что это по желанию. А тот словно память потерял. «Я? — переспрашивает. — Я не мог этого сказать!» Дальше — xуже. Оказывается, за подключение дома к коммуникациям — тоже безумные деньги требуют. И ежемесячная оплата там такая набегает, что просто с ума можно сойти, — совсем другие цифры, нежели нам раньше говорили. Я чувствую, что дело пахнет надувательством и большими разборками. Сижу — молчу. И вот что странно: с некоторыми дополнениями Павел вроде бы соглашается, что ладно, в конце концов, не обеднеем. А Прохоров новые выдвигает. Будто бы его задача состоит в том, чтобы мы отказались от строительства. Нарочно нас запугивал, что на какие-то субботники нужно будет выходить, что очередность по очистке бассейна, что дежурства по поселку. И если не слушаться — сразу отключат коммуникации. Какая-то добровольная каторга получается, причем за баснословную цену. Павел — «вы нам раньше этого не говорили». А Прохоров — «да вы просто не помните». Дошло до того, что супруг мой с кулаками на него кинулся. Тут, конечно, охранники появились, схватили его. Павел орет — я расторгаю ваш поганый договор. A Прохоров вздохнул так вроде бы обреченно и говорит: «Ваше право. Расторгайте». А по договору ведь при расторжении залог за дом не возвращают. Тут, конечно, Павел все понял, за голову схватился и как заржет! Я думала, он с ума сошел. А он только приговаривает: «Обули, как лоха! Лучше бы в казино пошел. Или в наперсток сыграл на базаре!» Вообще-то, конечно, он прав. Ну, когда все немного успокоились, муж мой Прохорову говорит: «Я это так не оставлю. Вы еще не успели мои деньги задействовать, так что вполне можете их вернуть. Иначе вас ждут огромные неприятности!» А адвокат нагнулся к нему доверительно и тихо так, ласково отвечает: «Не советую я вам связываться с нашей фирмой. По суду — ваше дело бесперспективное. А иными путями, так ведь Кувалдин — наш президент — он лишь пешка. Знаете, кто по-настоящему владеет фирмой? Господин Горин Олег Борисович».
Марина замолчала. Алене нечего было ей сказать. Даже она, далекая от правительственных и политических кругов, понимала, что Горин — бывший министр, а сейчас жутко влиятельный человек, в том числе и в правительстве, олигарх, и Павлу с ним тягаться не стоит. Это все равно как если бы Маринин муж решил Кремль взять штурмом в одиночку.
— И что ему теперь остается? — Марина снова кивнула на закрытую дверь кабинета. — При его-то самолюбии. Ведь если он рыпнется, весь его бизнес полетит в тартарары. Только если рыпнется. Я уж о другом и думать не смею.
Конечно, как человек умный, он в войну не вступит. Но это удар на всю жизнь. Я его знаю. Он теперь замкнется и впадет в ничтожество. Кошмар!
Алена понимала, что испытывает сейчас Павел И еще она отчетливо поняла, что чувствовал Андрей Титов — человек тоже самолюбивый, привыкший быть победителем и не терпящий поражений. Не желающий быть столь нагло униженным.
Наверно, более безрассудный, чем закаленный в бизнесе Павел. Именно потому он и не смирился с ударом, который нанесла ему фирма «Дом». И бороться он решил вовсе не с Кувалдиным, а с самим Гориным. Она ясно представила логику его поведения, его план: сначала многочисленные интервью, где он клеймит позором фирму «Дом», таким образом заранее привлекая внимание своих потенциальных телезрителей к этой теме, а потом он рассчитывал нанести сокрушительный удар по репутации Горина, рассказав всю правду в программе «Добро пожаловаться». Если учесть, что, кроме былых политических заслуг, Горин грезит и о будущих, а именно — является лидером партии «Народная сила» и собирается баллотироваться в президенты, то понятно, что желания Титова резко расходились с его собственными. Теперь Алене стало окончательно ясно, как и почему погиб Андрей Титов.
* * *
Домой она вернулась уже вечером. Сначала она успокаивала Марину, потому что ту просто лихорадило от страха. Она уговорила ее остаться до того момента, как Павел выйдет из своего кабинета. Когда он вышел, а произошло это спустя три часа, — выглядел он плохо. Одним словом, он имел вид раздавленного жизнью человека, который совершенно утратил присутствие духа. Он держался ровно и выглядел чересчур спокойным. Тихо поздоровался с Аленой, ласково попросил жену приготовить ему китайский чай и включил телевизор. Понятно было, что он пытается привыкнуть жить с мыслью, что его страшно унизили, и это у него пока плохо получается. Алена решила, что помочь ему она не в состоянии: это личное дело каждого — вытаскивать морду из грязи, в которую тебя окунули, поэтому поехала домой. Марина с ней согласилась и перестала трястись. Срывать на ней зло муж, по всей видимости, не собирался. Алена не стала подливать масла в огонь признаниями, что ожидала от фирмы «Дом» чего-либо подобного и лишь выжидала момент, когда следует поделиться с Мариной и Павлом своими предположениями. Шестое чувство подсказывало ей, что в данной ситуации такое признание может обернуться для нее крайне нежелательными последствиями.
По дороге домой она размышляла над тем, стоит ли ей мучиться угрызениями совести за то, что она не предупредила Марину и ее мужа, и решила, что не стоит. Во-первых, к ее мнению эта чета вряд ли бы прислушалась, а во-вторых, она не виновата, что они покатили подписывать контракт с фирмой, не уведомив об этом ее. Если бы в момент подписания она была рядом, то постаралась бы предотвратить трагедию, а так в чем ее вина? Однако гнетущее настроение не оставляло ее. Ничего не хотелось, а тем более не хотелось думать.
Дома она доплелась до чайника, вяло собрала на стол, намереваясь поужинать. И тут произошло чудо — в дверь позвонили. Вернее, чудо состояло не в звонке, а в том, кто нажал на кнопку. На пороге стоял Вадим. Из всех, кого она никак не ожидала увидеть в своей квартире в девятом часу вечера, он был на первом месте. Алена растерялась.
— Я весь день думал о нашем разговоре, — он пытался расположить ее улыбкой, — и понял, что сказал тебе самого важного. Ты должна это знать.
— Да? А я решила, что тебе не терпится пообщаться с арестованными тобой кровожадными насильцами и ты просто не знаешь, как меня выпроводить.
— Их дело простое и вина доказана. — Он все-таки шагнул в прихожую и тут покосился на нее просительно:
— Ты свободна? Мы можем поговорить?
— Да, не беспокойся. Сейчас только скажу трем своим наложникам, чтобы не выходили минут десять…
Он замотал головой и шагнул к выходу. Алена нервно хохотнула и схватила его за руку:
— Ну что ты в самом деле! Я же шучу! Я свободна и готова тебя слушать сколько угодно. Я даже чаем тебя напою, только не уходи.
Он покраснел. Скорее от смущения, нежели удовольствия.
«И почему я должна все время думать над каждым словом, чтобы, не дай бог, не перегнуть палку?! Я прыгаю перед ним, как престарелая кокетка перед молоденьким красавчиком».
