— Где я пропадаю?! — Она даже задохнулась от возмущения.
— Ты, — как ни в чем не бывало подтвердил Вадим, — я тебя весь день пытаюсь найти.
— А вчера ты меня не искал? — Она вложила в свою фразу очень много сарказма, но, похоже, это на него не произвело никакого впечатления. Он лишь хмыкнул:
— Вчера я был занят.
— Вот как? — Алена хотела было спросить, что же его так занимало, а потом швырнуть трубку с такой силой, чтобы на другом конце провода ему ухо оторвало, но неожиданно сдалась.
Сама себе удивившись, она вдруг решила, что негоже раздувать истерический скандал. Ведь что произошло-то? Ну не позвонил он. Вадим же не сидит дома, он работает. И работа его связана со всякого рода непредвиденными поездками. Вполне возможно, что он проторчал сутки в какой-нибудь засаде или занимался чем-то в этом же роде. И не мог позвонить. Да и вообще, он не обязан носиться с ней как с писаной торбой только потому, что совершенно случайно оказался в ее постели. Разумеется, если это произошло действительно случайно и если он уже сожалеет… В общем, она-то точно не имеет права требовать к себе повышенного внимания. Этого внимания нужно добиваться. Добиваться заново. Какая несправедливость!
— Что ты делаешь вечером?
— Да и сейчас, в общем-то, уже не утро. — Она задумчиво поглядела в окно, где стремительно сгущались сумерки.
— У меня еще рабочий день. — Он явно усмехнулся.
— Я думаю, что, когда ты освободишься, я уже проснусь.
— Замечательно! Не хочешь пройтись?
— По улице? — «Он что идиот? Там же льет как из ведра! Впрочем… скорее всего он не желает проводить вечер на моей территории».
— Не совсем по улице. Я приглашаю тебя поужинать. В девять устроит?
— Меня бы и сейчас устроило. Жутко есть хочется.
— Алена… — Пока он выдерживал паузу, она едва не свалилась в обморок от нарастающего напряжения. — Я хочу поговорить…
«Вот оно! Только бы я первой успела произнести, что это было ошибкой!»
Она закрыла глаза и, выдохнув, ответила, насильственно сохраняя спокойную размеренность голоса:
— Я тоже хотела бы с тобой поговорить.
Теперь, когда она дала маячок, если он не последний хам и если намерен сохранить с ней хоть какие-то нормальные отношения, пусть не дружеские, но приятельские, он позволит ей первой признать ошибкой их спонтанную ночь.
Алена положила трубку и медленно опустилась на диван. Она слышала и раньше, что в подобные минуты женское сердце не то разрывается, не то его нещадно щемит, но никогда не испытывала ничего подобного. Конечно, ей приходилось и раньше терпеть неудачи на личном фронте. Один долгоиграющий роман с Буниным сколько крови ей стоил. Но все это (даже отношения с Костей) было столь мелким и незначительным потрясением для ее организма, что физически она никогда не страдала. Может, всплакнула пару раз, взгрустнула на полчасика, но в основном разрыв с ухажером вызывал в ней злость на его тупость и на свое длительное снисхождение к его тупости.
С Вадимом все было иначе. В преддверии финального диалога она почувствовала настоящую боль, которая зародилась где-то в области желудка и спустилась в низ живота. Ощущение было такое, словно она проглотила подушечку с иголками. Потом засосало под ложечкой, и она поняла, что ее терзает пока еще не горечь утраты, а страх. Она ужасно боялась потерять своего следователя. Именно потерять, потому что до этой минуты надеялась на его возвращение. Даже в те пустые три месяца, пока он не звонил.
«Интересно, что со мной будет, когда я его потеряю?»
Она попыталась применить обычный метод, который помогал в таких случаях: напомнить себе, что мужиков на свете много, а она такая замечательная — одна, что если он так легко может от нее отказаться, то он сам — полное ничтожество, а значит, не герой ее романа. Но все попытки унять безумный страх были тщетны. В конце концов ее фантазия уткнулась в картинку семейной идиллии Терещенко с его криминалисткой, ради которой он, как порядочный человек, и решил ее отвергнуть. («Какая жалость, что такой прелестный мужик уже не мой!») Вот они идут по скверу, он толкает перед собой детскую коляску… А она, Алена, им навстречу! И что делать в такой ситуации? Таскать в сумке веревку с мылом, чтобы тут же на ближайшем суку повеситься?!
В глазах у нее потемнело, потом посерело, и очертания гостиной размылись. Она поняла, что собирается разрыдаться. Нужно что-то делать! Нужно хоть что-нибудь предпринять! Нельзя же позволить ему ускользнуть вот так легко и беззаботно именно сейчас, когда она вновь обрела надежду! Потом — может быть.
Потом, когда она его разлюбит или будет любить хоть немного меньше, она отдаст его этой противной криминалистке. Но сейчас — черта с два! Она в лепешку разобьется, но Вадим будет принадлежать ей!
Глава 19
Легко сказать: «Будет принадлежать ей!», а как это сделать? Ноги у нее подгибались, руки тряслись. Да что там руки, она тряслась всем телом. В довольно теплой квартире ее лихорадило, словно между стенами гулял арктический ветер. Она едва справилась с дверным замком.
"Если эта любовь когда-нибудь пройдет, я лучше сразу повешусь, чем позволю себе еще раз влюбиться! подумала Алена себе, правда, тут же поправилась:
— Похоже, что никогда не пройдет эта дурацкая любовь к этому дурацкому Терещенко!"
Он и не подозревал о ее мыслях, поэтому наивно улыбался. Алена приказала себе быть стойкой. Больше всего на свете ей хотелось звездануть по его красивой физиономии, но вместо этого она сделала гостеприимное лицо и пропустила визитера в прихожую.
— Не будем задерживаться, — он явно не желал оставаться с ней наедине.
«Подлец! Сто раз подлец!»
Она послушно подцепила сумочку пальцем и выскользнула за ним из квартиры. На душе было скверно. Вадим же вел себя совершенно естественно, словно не замечал, что она вся, как струна, натянута от нервного напряжения.
"Сказать прямо сейчас, что сожалею о той ночи, или не торопить события?
А может, пронесет? Может, он сам ничего не скажет?"
Она так увлеклась своими терзаниями, что всю дорогу, пока они ехали в машине и следователь пытался завести с ней легкий диалог, отпускала лишь невнятные междометия вроде «угу» и «ага», а под конец едва не пропустила мимо ушей его важное замечание:
«Ты прекрасно выглядишь». При этом она, конечно, сочла своим долгом расцвести майской розой, признав на ходу, что французские интриганки времен Людовика XIII взвыли бы от зависти, узнав, что в таком вздернутом состоянии можно так непринужденно кокетничать!
Ресторан, в который привел Алену Терещенко, был не слишком шикарный, зато весьма стильный.
По стенам зала на искусственно запыленных и подернутых паутиной полках стояли странные вещицы: бутылки с причудливо изогнутыми горлышками, консервные банки времен гражданской войны, даже старый граммофон и все в таком же духе. У Алены тут же возникло ощущение, что она очутилась в том самом тоннеле, по которому Алиса летела в Страну чудес. Впрочем, еда тут оказалась вполне реальной и даже очень вкусной.
