— Да? — Она его уже не слушала: «Конкина! Зараза. Так подставить!»
Пальцы судорожно набирали номер редакционного отдела «7 Дней».
— Ленка! Какого черта?!
— Аленка, ну извини! — заныла та в трубке.
— Зачем ты мне такую подлянку подкинула?!
— Да ты пойми: дело твое стоит на месте, а редактор наш ну просто плешь мне уже проел: «Где материал?» Пришлось выдать хоть что-то, чтоб не уволил.
— Могла бы предупредить. Я бы тебе о своем детстве рассказала.
— На хрена мне твое детство сдалось.
— Ты же мне все карты спутала, идиотка.
— А ты заметку-то хоть читала?
— Нет пока, но реакцию на нее уже получила. — Да? Какую? . — Мне теперь маньяки звонят.
— Круто!
— Отлично, в следующий раз я буду давать твой телефон. Общайся.
— Ален, не сердись. Прочти заметку. Там про расследование ни слова. Там только твоя фотография и три предложения: «Известная журналистка Алена Соколова считает, что авария, в которой погиб Андрей Титов, не случайна». И что она, то есть ты, уже очень скоро поведаешь о ходе своего расследования читателям нашего журнала.
— Хитро придумано. — Алена даже охнула. — Значит, я должна рассказать о результатах расследования не в своей статье, а в твоей?
— Ну…
— И не надейся! Мы об этом не договаривались! Она нажала на рычаг и снова набрала номер. Долго никто не отвечал. Наконец она услыхала голос Катерины, причем голос жутко раздраженный:
— Алло!
— Ты что-нибудь съела?
— Ой, Ален, ты, что ли? — Катерина тут же потеплела, похоже, даже улыбнулась.
— Я.
— Понимаешь, такая запарка. Ну просто покоя не дают. Постоянно звонят, всем чего-то от меня нужно. Съемки-то послезавтра. В общем, у нас тут такой котел с горячими помоями…
— Образно. Хочешь, долью еще?
— А что случилось?
— Конкина напечатала про меня заметку в своих «7 Днях»…
— Та-ак, — погрустнела Катька, — беда не приходит одна.
— Ты еще всего не знаешь: какой-то придурок уже откликнулся, позвонил и предложил продать информацию за десять тысяч долларов.
— Информацию?
— Ну! Он-де знает, кто убил Андрея Титова.
— А может, он знает заодно, кто убил и Джона Кеннеди?
— Я тоже его об этом спрашивала. Но смеяться, похоже, не придется — говорит, что он и есть тот самый механик, который испоганил машину Титова.
— Это может наплести любой кретин. Однако проверить не мешало бы.
— А у тебя есть десять тысяч долларов?
— Спятила?!
— Тогда о чем разговор? — Слушай, это же элементарно. Пообещай ему манну небесную, ну поторгуйся для приличия. И пригласи на встречу.
— Без денег он не расколется. — Но это же был бы такой взрыв! — Катерина помолчала. — Ладно… я тут что-нибудь постараюсь придумать. Когда ты с ним связываешься?
— Через час.
— Только не футболь его. Ты хоть понимаешь, чем это пахнет?
— Конечно, понимаю, — грустно ответила Алена, — это пахнет дерьмом.
— Дурочка. Это пахнет большим политическим скандалом. Хотя… по части обоняния, может, ты и права…
Глава 27
Терещенко не смотрел на нее. Он отвернулся к окну и созерцал городской пейзаж в вечерних тонах.
По всей видимости, созерцал грустным взглядом. Алена нетерпеливо поерзала в кресле:
— И что?
Он вздрогнул, потом помолчал еще немного и только тогда заунывным голосом ответил:
— Не нравится мне это…
— Достойно! Смахивает на «Плач Ярославны», по тону, во всяком случае! — съехидничала она.
— А что ты хочешь от меня услышать?! — Он резко развернулся к ней лицом. — Да, дорогая! Я готов переться с тобой на край света, даже туда, где нас поджидает маньяк?! Алена, ведь это может обернуться очень неприятной историей. А что, если тебя просто хотят убить?
— Просто хотят убить?! — Она подпрыгнула в своем кресле и воззрилась на него с праведным возмущением. — Просто?!
— Да, без прикрас. Не говоря худого слова возьмут и прирежут в глухом переулке.
— Зачем?
Он выразительно пожал плечами:
— Почем я знаю зачем? Может, у этого деятеля башку снесло, и он решил убивать всех известных журналистов. А начнет с тебя. Может, по другой причине… А может, потому, что ты затеяла сыр-бор с господином Гориным…
— Горин тут ни при чем.
— Ну откуда ты знаешь?!
— Я бы почувствовала. Вадим развел руками:
— С таким доводом не поспоришь!
— И потом, — она решила не обращать внимания на его изысканные пассажи в адрес ее чувства самосохранения, — если бы Горин что-то подозревал, он бы просто отказался от участия в передаче. Тут моя смерть ему не поможет.
— А как насчет маньяка?
— А если этот «хриплый» и в самом деле механик?
— Так ведь денег у тебя все равно нет. — У меня есть ты.
Перед таким душещипательным признанием Терещенко, как всякий нормальный мужчина, не смог устоять. Он подошел и обнял ее:
— Ален, мне не нравится то, чем ты пытаешься заниматься. Причем не нравится не только потому, что это опасно. Мне не нравится из этических соображений.
— Да? — Она вывернулась и взглянула на него с вызовом:
— А чем мои методы хуже ваших, на Петровке? Вы не устраиваете засады, что ли? Или не держите осведомителей? Может быть, они для вас работают бескорыстно? А очные ставки? В чем разница? В том, что вы действуете под прикрытием закона?!
— Именно в этом, — спокойно ответил Вадим. — И еще, я точно знаю, что прав, когда действую.
— И я знаю…
— Нет, ты в этом не уверена. Положа руку на сердце, ты не можешь заявить, что Горин — преступник.
— Это почему же? Может быть, он не убийца в прямом смысле этого слова, но ведь он вор. Причем не карманник. А то, что ты представитель власти, так ведь и я — представитель власти. Только власти у нас разные: твоя — закон, моя — четвертая власть — СМИ, которая сильнее любых законов. И порядочнее, и справедливее.
— Себе хоть не лги! — скривился Вадим. — СМИ — штука продажная. Если сомневаешься, советую вспомнить события последней недели. Я, между прочим, тоже газеты читаю и телевизор смотрю. И хорошо себе представляю, сколько получают люди, которые на всю страну ведут информационную войну. Причем факты они предоставляют заведомо жареные, скандальные, громкие…
