Наконец тетка Тая отпустила руку Алены и посмотрела на нее с требовательным вниманием:
— Ну-ка, колись, милая!
— Ох, теть Тай, кажется, я влипла, как никогда! — Она покраснела, запинаясь на каждом слове.
— Да, неужели? — Тетя перевела взгляд на профессора, который как раз начал восхождение по лестнице. — У тебя свидание с этим обворожительным юнцом?
— У тебя… — выдавила из себя Алена и покраснела еще больше.
— Вот как?! — съехидничала тетка Тая. — Ну, посмотрим, как ты выкрутишься.
— Ради всего святого, помогите! — взмолилась она, чувствуя, что сейчас разрыдается от стыда.
— Значит, фотографии ты опять не принесла? — ехидно ухмыльнулась жестокая родственница.
— Зато я нож купила! Са-мо-за-та-чи-ва-ю-щий-ся! — У нее появилась надежда на спасение.
— И где он?
— Дома, — поникла головой Алена, понимая, что с отчетливо различимым стуком профессорских ботинок приближается кара за все ее грехи.
— Здравствуйте, Аленушка! — От Игната Робертовича нестерпимо пахнуло «Шипром».
— Добрый день, — она посмотрела на него с тоской.
— Что-то случилось? — встревожился он. — Ведь я не опоздал?
— Нет, что вы, — обворожительно улыбнулась ему тетка Тая. — Вы как раз вовремя.
— Ох, простите, — он смутился и, сглотнув подступивший к горлу ком, представился: — Игнат Робертович.
— Не может быть! — восхитилась тетка. — Значит, это вас Алена прочит мне в женихи?! Все уши прожужжала!
— Ну перестань, пожалуйста! — Приступ раскаяния не давал Алене даже намека, как же ей выкрутиться.
— Вы Таисия Александровна? Как приятно! — расцвел профессор. — А где же выставка?
— Идемте. — Тетка Тая уверенно взяла его под руку и повлекла вверх по лестнице.
«Прямо светская львица! — мимоходом восхитилась Алена, плетясь следом. — Мне никогда так не научиться!»
— …вы упоминали в статье? — донеслось до нее размеренное воркование. — Ах да, теперь припоминаю…
«С чего бы припоминать, — поразилась про себя Алена. — Она ни одной игнатовской статьи в глаза не видела. Даже не знает, что он страдает манией на переводы всяческой ерунды. Ну и выдержка — умеет же поддержать разговор!»
— Датской живописи? — Тетка медленно повернула голову и удивленно посмотрела на племянницу поверх очков, потом снова переключила внимание на профессора. — Нет, знаете ли, я не поклонница датского искусства — слишком много красок, скорее всего сказывается их недостаток в реальности. Кстати, вы никогда не были в Дании?
Игнат Робертович что-то забубнил в ответ. Алене оставалось только восхищаться теткиной находчивостью. Впрочем недолго, у одной из дяди Васиных акварелей она вновь повернулась и уже раздраженно посмотрела на нее:
— Аркадий Борисович?! — Тетка не одобряла такое хамское вранье.
— Он задерживается на совещании, — хрипло оправдалась Алена, — осложнения с новым номером.
— Ну, конечно, — улыбнулась тетка. — Но не расстраивайтесь, Игнат Робертович, через пару недель у нашего Василия день рождения. Он непременно придет, и я вас познакомлю. А то на молодежь надеяться — себе дороже…
Алена знала, что трюк со свиданием ей просто так не пройдет — тетка непременно устроит ей разнос по всем статьям, обвинит в чем только можно и долго еще будет прохаживаться по этой истории мерзкими шуточками, но тем не менее вылетела она из Дома художника в состоянии абсолютного счастья. Во-первых, план ее хоть и с неприятными огрехами, но удался — тетка Тая наконец встретилась с профессором и, кажется, весьма к нему благоволит, а во-вторых, ее ложь для Игната Робертовича оказалась не столь трагична и не привела к крушению его амбициозных надежд — рано или поздно тетка познакомит его с Борисычем, и, как знать, может быть, тому действительно понравятся его переводы. Ну и наконец, она избавлена и от созерцания акварелей дяди Васи, и от томительных объяснений, и вообще от присутствия в Доме художника. «А следовательно, я имею право себя поздравить!» — с легким сердцем заключила она.
Глава 19
В субботу утром ей позвонила Лариса. Алена не сразу узнала ее — чувствовала она себя совершенно разбитой и никак не могла собраться с мыслями. Дело в том, что, отходя накануне ко сну, она почувствовала, как голова наливается тяжестью — верный признак простуды. К тому же, узрев свое отражение в зеркале, она отметила, что глаза у нее покраснели, а это непременно означало грядущий насморк.
В общем-то, нечему было особенно удивляться: в четверг, как то и обещала администратор Марина, Алена проторчала две съемочные смены в бассейне. Из одежды на ней были лишь купальник да мокрое полотенце. Температуру как воздуха, так и воды поддерживали невысокую. Надо думать, из садистских побуждений. Алена же с присущим начинающим актерам героизмом стоически изображала пловчиху-любительницу. Режиссер нещадно эксплуатировал ее добровольный порыв поддержать индустрию отечественной рекламы, то и дело заставляя лезть в воду.
Ее снимали со всех запланированных точек, делали по пять-шесть дублей ее проплыва и ныряния; когда же дело дошло до текста, то четко произнести его Алена уже не смогла — зубы дробно стучали. Коле такая дикция не понравилась. Алену отправили в душ греться, потом опять призвали на холодную съемочную площадку, там уже, чтобы всколыхнуть угасший было боевой дух, рассказали о творческом подвиге бывшего министра культуры Губенко, который еще в свою актерскую бытность нырял зимой в озеро, чтобы получился классный кадр. То ли рассказы эти окончательно сбили с толку ее иммунитет, то ли перепады тепла и холода довели, но в субботу она проснулась с симптомами сильной простуды — кашлем, насморком и жуткой головной болью.
Поэтому, когда Лариса разбудила ее в десять утра, чтобы пригласить на пикник, у нее не хватило духу придумать причину для отказа. Она просто буркнула согласие, желая поскорее положить трубку. Однако уже через пять минут поняла, что поступила совершенно правильно, и даже порадовалась своим успехам — на природе, в непринужденной обстановке ей гораздо лучше удастся понять, кто такая Лариса, а тем более в компании будут также Сакисян и этот его пузатый друг Игорь.
Таким образом, хлюпающая носом, но гордая своей жертвенностью на пользу дела, Алена оказалась в Сашиной «девятке», в компании все тех же Ларисы и Игоря. Игорь всю дорогу соревновался с Сакисяном в остроумии, сыпал безвкусными непристойными анекдотами. Как ни странно, он оказался живчиком, что, к величайшему сожалению Алены, совершенно не соответствовало закрепленному за ним образу сумрачного преступника, крадущегося в ночи с ножом за пазухой. Это ее несколько озадачило, но ненадолго. «Впрочем, — решила она, — он вполне подходит под образ хихикающего убийцы, крадущегося за жертвой с плотоядным блеском в глазах». Расправившись с этой проблемой, она принялась размышлять, у кого из присутствующих могло возникнуть желание зарезать двух девушек и есть ли у кого-то из них на то основания.
