— Я еду в кино с отцом. Это папа пригласил Павла с нами.
— Замечательно. А как же я?
— А тебя не пригласил.
— Если бы ты пожелала, я бы поехал с вами, — убитым голосом заключил он.
Потом развернулся на 180 градусов и пошел прочь. Наверное, к своей машине, которую оставил перед парадной лестницей.
* * *
Всю дорогу до самой Москвы отец рассказывал забавные истории из своей молодости. Сашка и представить себе не могла, что студенческие годы его были столь бурными. Да и вообще, он давно уже так не веселился. С каким-то надрывом, даже как будто в последний раз. Словно хотел пересмеять внутреннюю боль.
«Странно, — думала она. — В доме творится черт-те что, а он делает вид, что ему хорошо. Уж на что Вован беспечный парень, а его ведь проняло: совсем в тоску впал бедняга, даже огрызаться начал, с Серегой ругается беспрестанно, того глядишь, и на Лидку — своего кумира — накинется. А папа ничего, радуется жизни как ни в чем не бывало. Нет, делает вид, что радуется. Из последних сил…»
Она, разумеется, смеялась отцовским шуткам громко и искренне. Насколько могла. И все-таки на душе у нее было невесело, а в голове бродили тягостные мысли. Во-первых, в доме много чего происходит странного и всплывают на свет загадки, на которые раньше она и внимания-то не обращала.
Вот, например, Вован. Серега сегодня несколько раз намекнул на его «не совсем традиционную сексуальную ориентацию». Хотя чего тут намекать — на него один раз посмотреть достаточно, чтобы понять, какая у него ориентация. Коротенькие волосики, уложенные аккуратными колечками, осветленные к тому же — эдакая голова купидона. Серьга в ухе, сам весь звонкий, гибкий, жеманный, губы надувает, как девица с панели. Только что глаза не красит да женское белье не носит. Впрочем, это на людях. А что он там в своей комнате вытворяет — кто его знает… И вот этот тип почему-то поселился с Лидкой. Что их связывает? Общее увлечение Лидкиной литературной деятельностью? Но на кой же черт жить вместе, даже если это так?! И потом, с чего бы директору успешного эстрадного певца Балуева вдруг переквалифицироваться в литературные агенты. Ведь в деньгах он теряет как минимум раз в сто! Что он получает с Лидкиных романов — копейки. К тому же на эстраде у него столько связей, исчезни со сцены Балуев, Вован мог бы преспокойно пристроиться еще к какой-нибудь «звезде» того же уровня, а то и повыше. Нет, прилип к Лидке, да так плотно, что даже жить к ней переехал. И ведь этот факт все восприняли вполне однозначно: Вован — Лидкин любовник. Никаких вопросов не задавали. А стоило бы. Какой из него любовник! Почему же он все-таки живет при ней?
Потом, почему Виктория не стремится уехать? Не то чтобы Сашка желала скорейшего отъезда тетушки, но в сложившихся обстоятельствах пребывание той в доме было весьма странно. Конечно, Виктория — не паникерша. Всегда была и остается спокойной и уверенной в себе. Но тут же речь идет о ее жизни. Ведь как ни крути, Галю застрелили, когда та вырядилась в ее платье. И ночью застрелили, в спину. Разве это не повод для беспокойства?
Ну, конечно, Сашку интересовали мотивы убийств кухарки и горничной. Кому понадобилось чистить столь варварским способом ряды прислуги в их доме? Кому помешали две тихие, малопримечательные женщины? И стоит ли связывать эти убийства между собой? Убили ли обеих по одной и той же причине, один и тот же человек или нет? Интересно, что следователи думают по этому поводу…
И последнее, почему сегодня никто не видел Павла? Днем его никто не видел! Даже Виктория, которая вышла в холл и смотрела на него в упор, потом вдруг завела разговор о Сереге. Да с таким невозмутимым видом, словно Павел за минуту до того Сашку не обнимал. Словно его вообще не было. Ведь тетка даже удивилась, когда она спросила о нем: «При чем здесь Павел?» Ничего себе «при чем»! А с кем она целовалась?! Что-то не похоже, чтобы тетушка проявила тактичность, «не заметив» всего этого и нарочно спросив о Сереге. Похоже, она действительно Павла не заметила.
И как это Серега, вбежавший по лестнице после разговора с Викторией, не столкнулся с Павлом, который спускался по этой же лестнице аккурат в тот же момент? Да и откуда Павел спускался, интересно? С третьего этажа, где расположена гостевая комната, в которой его разместили? Сколько он вообще пробыл в доме до их встречи? На чем приехал из Москвы и на чем уехал обратно? Ведь машин-то около дома не было! Да и охрана, по заявлению Синичкина, никого не впускала на территорию. Что за чертовщина такая! Получается, что Павла сегодня днем видела только она. Одна! А он шатался по дому неизвестно сколько времени до их встречи и исчез непонятно куда после. И это как раз в тот час, когда была убита Надя. Да был ли он вообще? Может быть, ей он почудился? Тогда с кем она целовалась?!
«Кто такой этот Павел? Почему все наши беды начались с его появления в вашем доме?» — вспомнила она слова Сереги.
А ведь он прав. Если и не все беды, но убийства точно. Галю застрелили на приеме — в первый день приезда Павла. Связан ли он с убийствами женщин? И еще зеркала эти треклятые, которые лопнули как по команде в ночь приема, как раз перед убийством Гали.
«А что, если…» — у Сашки перехватило дух, она сглотнула и робко подняла глаза на Павла.
Тот сидел напротив в кресле лицом к ней и смотрел прямо на нее. Странная улыбка блуждала на его губах. Сашкины руки покрылись мурашками. Ей опять показалось, что он читает ее мысли. И эти мысли его забавляют. Аркадия Петровича он не слушал. Нет, он реагировал, кивал, когда нужно, но в суть рассказов не вникал. Благо тот не обращал внимания на остальных, упиваясь своими веселыми воспоминаниями.
— Ты был сегодня в доме? — ее голос предательски дрогнул.
— А откуда мы все едем? — усмехнулся он, ничуть не смутившись ее вопросом.
— А днем, ты был дома?
— А ты как думаешь? — он нагнулся и взял ее за руку. Его пальцы были холодными, и этот холод вмиг проник в нее до самого сердца.
Сашка замерла, пытаясь совладать с собой. Но ничего не выходило. Чувство было такое, будто ее сунули в холодильник, и выбраться оттуда не представляется возможным. На ее разум наползала страшная, непонятная чернь.
— Отпусти, — наконец прохрипела она. — Я больше не могу.
Как этот молодой парень мог источать и теплый желтый свет, и черный холод? Как?!
— Папа! — нервно крикнула она.
Аркадий Петрович вздрогнул, оборвал рассказ на полуслове и с испугом уставился на дочь. Та вжалась в кожаную спинку дивана, чтобы дрожь, пробивавшая все тело, была не столь очевидна для окружающих.
— Папа, Павел весь день был с тобой?
— А что такое? — отец удивленно вскинул бровь.
— Потом объясню. Просто ответь, ты весь день его видел?
— Ну… — он потер переносицу, — нужно вспомнить… У меня было совещание, по-моему, ему стало скучно, и он ушел. А почему бы тебе не спросить у него самого, ведь ты ведешь себя сейчас неприлично. Не находишь?
