— Хвала моему тугодумию.
— Все, теперь осторожненько направо.
Я протянула руку в указанном направлении и действительно нащупала арочный проход.
Мы шли в кромешной темноте еще какое-то время, пока наконец впереди не забрезжил дневной свет.
— Уф… — не представляете, какое облегчение я ощутила. Даже дышать стало намного легче.
Крадучись, мы добрались до узкого прохода на волю.
— Хм-м… — в отличие от меня мой спаситель не выглядел обрадованным.
— Что такое?
— Тут все не так, как мне рассказывали. Наверное, я ошибся. Нужно повернуть назад.
— Назад?! Да ни за что! — я оттолкнула его и высунулась на улицу.
Первое, что бросилось мне в глаза, — это высокая синева неба. Господи, оказывается, как тяжело живому существу без такой простой и обыденной составляющей нашего существования, как небо. И еще далекое белесое солнце. И прохлада ветра.
Я зажмурилась и блаженно улыбнулась, не обращая внимания на тычки Свиридова, который ерзал у меня за спиной, словно его поставили на раскаленные угли.
«Боже мой! — думала я в те мгновения. — Никакие сокровища в мире не стоят того, чем мы обладаем с рождения. Нет цены воздуху, воде и солнцу. Им просто нет цены!»
Когда я свыклась с этой мыслью, я открыла глаза, глянула вниз… и резко отшатнулась в темноту, ударив затылком следователя.
— Что? — испуганно прошипел он, прижимая руку к разбитой губе. — Что там?
— Там эти, в коричневых пиджаках, и…
— И?..
— Ох…
Он отодвинул меня от проема и посмотрел вниз. Я изогнулась и заглянула через его плечо. Так и есть: мы находились, если судить по современным стандартам, этаже на третьем. Как мы взобрались сюда из подземелья? Ведь нигде по ступенькам не шли! Под нами располагался глухой со всех сторон квадратный двор, настолько старый, что плиты, коими он был вымощен, уже давно проросли высокой травой. Видимо, по двору редко кто ходил. Однако сегодня там были люди. Прямо под нами толпились с десяток мужиков в коричневых пиджаках. Каких-то я даже узнала, они заходили ко мне в подземелье. Странное дело, но на плечи некоторых были накинуты коричневые плащи с капюшонами. Они тихо говорили между собой на странном итальянском. Я поняла, что это смесь итальянского с латынью.
— Нужно связаться с Умберто. Без него мы ничего из нее не выудим, — довольно зло отчеканил один из моих визитеров.
— Умберто ничем не сможет нам помочь, — с философской грустью изрек тот, со шрамом на щеке. — Я допустил ошибку. Я не смог понять, кто она такая. Я не знаю, как ее убедить. Судя по всему — это невозможно.
— Если ее уничтожить, все останется по-прежнему…
У меня похолодело в области живота. Вот, значит, какую судьбу мне уготовили хранители тайн древности. Черт бы побрал этих собирателей рухляди с маниакальным синдромом.
Стоит ли говорить, что мне расхотелось слушать продолжение разговора.
— Нужно убираться, — я дернула за руку Свиридова.
Толпа двинулась к невидимой нам двери в стене.
— Думаю, стоит все-таки вызвать Умберто, — услыхала я под занавес.
— Кто, черт возьми, этот Умберто?
— О! — вместо ответа, довольно неосторожно для нашего положения изрек следователь.
Я метнулась к окну. Далее я увидела картинку из ночного кошмара. Последний из тех, кто был в плаще, задрал башку к небу и скинул с головы капюшон. И это был Илья!
Свиридов предусмотрительно зажал мне рот ладонью. Я успела лишь пискнуть, но этого оказалось достаточно. Илья вздрогнул, глянул в нашу сторону. Лицо его мгновенно осунулось, он испугался, по-моему, даже присел.
Я бы все отдала, чтобы проснуться на этом месте. Но, к сожалению, мое видение не было сном. Илья действительно стоял посреди каменного мешка и смотрел на меня. Потом он словно оттаял, махнул рукой, мол, скройся с глаз, и метнулся внутрь. Где-то под нашими ногами мгновенно загудело.
— Он сказал им! — шепнул Свиридов. — Нужно бежать!
— Я не верю! — колени мои подкосились. — Я просто не могу в это поверить!
— Что ж, тогда оставайтесь здесь, — прорычал следователь. — Оставайтесь. Дождитесь его, пускай он сам вам все объяснит.
— Но ведь это абсурд! Как он может быть одним из них! Я просто отказываюсь что-либо понимать!
— Разумеется, — его губы искривила усмешка. — Но подземелье-то выглядело достаточно убедительным?
— Это вне всяких сомнений.
— Я не хотел вам говорить, но именно он тащил вас в гондолу. У нас нет времени! — Он бесцеремонно схватил меня за руку и поволок назад, в темноту.
Поначалу я упиралась, потом подчинилась, позволив его волочь меня туда, куда он один знал дорогу. А может, и не знал, но верил, что способен вывести нас к безопасному выходу.
* * *
Пару раз я треснулась головой о низкие своды коридора. Пару раз довольно ощутимо ударилась плечом о стены, но все это было не важно. Я запретила себе думать об увиденном. Я запретила себе страдать. В конце концов, почему бы нет? Разве я не подозревала его в этом? Разве я не приняла решения быть с ним в любом случае? Тогда что? В том-то и дело, что там, на тихой улочке, пойдя ему навстречу, я была уверена, что наш роман продлится долго. А теперь я знала, что он окончен. Все. Илья — «коричневый пиджак», ему нужна дискета или моя смерть. А скорее — и то и другое. При чем здесь романтические отношения? Совершенно ни при чем!
Теперь в голове моей работал холодный секундомер. Сколько у нас есть времени, чтобы выбраться на свободу? Я не позволяла себе задержаться ни на мгновение. Даже на самых крутых поворотах, когда Свиридов со всего маху влетал куда-то влево или вправо, едва не вывертывая мне руку, я послушно прыгала за ним, позволяя волочить себя с той скоростью, с какой он способен это делать. Несколько раз мы утыкались носами в глухие стены тупиков. Но я не желала отчаиваться. Без веры в положительный исход бег от любой погони становится бессмысленным для жертвы. Наконец следователь замедлил шаг, потом остановился где-то посреди темного прохода и глухо изрек:
— Кажется, мы заблудились.
— Нет! — теперь я схватила его и понеслась вперед.
— Вы же понятия не имеете, куда мы бежим! — просипел он за спиной.
— А вы?
— Аналогично.
— Вот видите! Но единственное, о чем я имею понятие, так это то, что лучше помру где-нибудь в тупике, чем снова попаду в руки к этим монахам!
— Какая вам разница, как помирать?
— Поверьте, преогромная. Сейчас это мой выбор, а в застенках — их воля. А я терпеть не могу давления.
— Резонно…
— Ну так!
