— Ну уж тогда не знаю, — махнула рукой Анастасия Алексеевна, — что же я, глупая, все перепутала, что ли?…
Старушка в панаме присела на лавочку рядом с той, что назвалась Валентиной Петровной, и они начали обмениваться мнениями о погоде. Они вспомнили, и какой была эта самая погода в их распрекрасную буйную молодость, и какой была она лет двадцать назад, уже в их зрелые годы, но потом их разговор как-то сам по себе с погоды перекинулся на людей. И тут Валентина Петровна поведала Анастасии Алексеевне удивительную историю, которая приключилась с одним человеком не далее как вчера вечером, и буквально совсем рядом с их двором, в заброшенном парке «де ка».
— Да, так вот, — говорила Валентина Петровна, — и взобрался этот самый парень прямо на высоченное дерево. Расцарапал всего себя прямо в кровь. И кричит на всю округу, дуралей, как оглашенный. Кричит, и никак его никто не поймет, и чего он это так надрывается-то.
— Ай, ай, — всплеснув руками, покачала головой Анастасия Алексеевна, — а чего он кричал-то оттуда? Уж пьяным, поди, был?
— Ну что вы, пьяному на такое высоченное дерево-то разве под силу вскарабкаться! А этот, поди ж вот, залез. И люди не сразу смекнули, и чего он там, бедолага, на дереве-то глотку-то свою надрывает. Подобрались к нему поближе и спрашивают, чего, мол, ты там расселся и чего орешь, как оглашенный, только людей по округе пугаешь. А он словно ничего и не понимает, а с перепуганным страшным лицом им все про какого-то льва толкует. Уходите, говорит, отсюдова поскорей, а то он вас сейчас, этот самый, значит, лев-то, на куски разорвет.
— Ай, ай, — опять всплеснула руками старушка в панаме, — неужели, сердешный, умом тронулся? Что это еще за львы такие у нас завелись? Ну вы посмотрите, совсем ненормальный! Ну и как же его оттуда, миленькая, сняли?
— Ну как сняли? Ведь вы же понимаете, что просто так и не сымешь с этакой-то высоты. Милицию сперва вызывали, а уж потом, значит, они и эту самую… как же ее, леший… во — пожарную машину с длиннющей такой лестницей на место приволокли. Еле от дерева парня-то отняли. Уцепился руками за ствол, и ни в какую. Представляете себе? Шибко перепуганный детинушка был. Его от ствола-то пытаются оторвать, а он им все об этом льве почтенном талдычит.
— Ну так что ж, сняли его оттуда, миленькая, или нет? — опять спросила Анастасия Алексеевна.
— Ну как же, как же, конечно же, спустили, а то бы никому так спать и не дал, полоумный. Так бы всю ночь и прокричал. Всю бы округу переполошил, окаянный. Тут и так с таким трудом засыпаешь, господи боже мой, милостивый, а здесь на вот тебе, еще такая напасть навязалась. А вы вот, Анастасия Алексеевна, хорошо ли по ночам-то, голубушка, спите?
— Нет, — сморщив лицо, словно съела что-то ужасно неприятное, закачала головой старушка в панаме, — честно признаюсь вам, дорогая моя, очень плохо. Все лежу, лежу и ну никак заснуть не могу. Все какие-то думы, знаете ли, да видения находят…
— Да? А что за видения такие, Анастасия Алексеевна? — навострив уши, живо поинтересовалась старушка в платочке.
— Да не знаю, как вам даже и сказать-то, Валентина Петровна, миленькая. Мне все кажется, что мужики какие-то приходят, за шторы встают и стоят зачем-то там по ночам. И чего им там надо, дуракам?.. И так страшно становится, что я даже под одеяло с головой забираюсь. А вчера вот какой-то мальчишка с красным галстуком, значит, этот самый… как его там… ну… пионер… значит, прибежал. Я ему и говорю, и чего ты тут ночью делаешь в чужой квартире, сорванец, чего околачиваешься? Нечего тебе тут делать у чужих людей. Иди, отправляйся-ка к своим родителям домой побыстрей…
— Ну и что, ушел он, этот мальчик-то, от вас? — опасливо закусив губу, спросила Валентина Петровна.
— Да я, знаете ли, даже встала и свет зажгла. Посмотрела, поискала, а его уж и нет нигде… Да… Что и говорить, плохо сегодня родители за своими детьми присматривают, все чем-то другим занимаются, не как в наше время, вот они, бедные, и блондятся, как беспризорные, по ночам… — сокрушенно махнула рукой старушка в панаме. — Да ведь и пионеров-то сегодня уж вроде бы и нет… Так что и сама-то не знаю, миленькая, на что даже и подумать…
Глава ВОСЬМАЯ
VOLENS NOLEHS — Волей-неволей
Валерию Ивановичу Шумилову совершенно не спалось. Рядом с ним, как ни в чем не бывало, сладко посапывала Вера Николаевна, законная супруга его, а он лежал с открытыми глазами, лежал и думал, вспоминал, снова думал и рассуждал о последних событиях. Да и как тут заснешь, если опять в твоей жизни внезапно нагрянуло… такое! Словно он нежданно-негаданно для себя пустился в новое удивительнейшее путешествие. До конца неизвестно с кем, неизвестно зачем, неизвестно куда и неизвестно даже, на какое по продолжительности время. Одна сплошная загадка. Кроссворд с одними неизвестными, да и только! И самое главное — он абсолютно не властен над этой вот самой ситуацией. Волей — неволей напрашивался вопрос: а что за всем за этим кроется? Ну должна же быть хоть какая-то элементарная логика, или, если выразиться поточнее, какой-то определенный побуждающий мотив?
Он уже в который раз проигрывал в голове события последнего вечера. Его поход в Волковский театр, неожиданную встречу с посланцем мессира доктором Гонзаго, их знакомство, ужин и прогулку в компании с пуделем Роберто по бульвару до набережной. Эх, если бы только Вера хоть на одну долю секунды могла представить то, о чем он сейчас размышлял, она бы уж точно надолго лишилась своего крепкого сна. Впрочем, и хорошо, что ни о чем не догадывается и крепко спит, а то, определенно, и сама бы вся вконец извелась, и всех остальных бы потом задергала…
Шумилов, вздохнув, в который уже раз снова повернулся на правый бок и, закрыв глаза, попытался заснуть. Он представил, что сон это некое очень темное и большое пятно, словно густая и легкая туча, которое приближается к его голове, через глаза проникает в мозг, заливает своей чернотой все его мысли и думы, тем самым погружая в быстрый и глубокий сон, и… тут же среди этой всеобъемлющей черноты почему-то неожиданно высветилось большими буквами слово «концерт», которое мгновенно прогнало черноту и снова погрузило его в новые думы.
Он вспомнил их разговор с Гонзаго и его слова насчет большого желания того устроить в их городе какой-нибудь совершенно необычный, сногсшибательный концерт. Да, да, именно концерт, какого еще нигде и никогда не бывало, но в котором бы участвовали самые лучшие голоса мира, звезды первой величины, и первым делом замечательные тенора… наподобие Энрико Карузо и кого-то еще… Шумилов тогда, конечно же, удивился такой необычной идее загадочного доктора, но не стал в разговоре развивать эту тему, а просто пробурчал, что, безусловно, это будет совсем неплохо… Да и, собственно говоря, когда было развивать эту самую мысль, если они, подойдя почти к самой набережной, на ближней к памятнику Некрасова лавочке, где когда-то перед самым отъездом мессира он увидел красавицу Филомену, повстречали странного вида моднящуюся бабку со здоровенным серым котом, и Гонзаго их представил друг другу. И он к своему новому удивлению отличнейшим образом понял, что и эти двое вместе с Гонзаго и пуделем Роберто прибыли тоже оттуда… Ах, какие же необычные ощущения он опять испытал!
