И все вначале и развивалось точно так, как он себе и представлял. Они бродили по вечерним улицам Ленинграда, хранившим отголоски дворцовых интриг и тайн, замешанных на любовных трагедиях, вдыхали свежий воздух, наполненный чувственной страстью, и целовались бесконечно, почти на каждом углу.
Ах, как было тогда хорошо, как романтично! Какие восторженные эмоции волновали и наполняли его! И девушка, чувствовалось, конечно же, из приличной интеллигентной семьи с потомственными питерскими традициями. Но Яна не решалась пока об этом заговаривать и всякий раз, когда на эту тему заходила речь, упорно опускала свои мохнатые ресницы и лишь скромно молчала. Ну, он-то уж отлично понимал, что они еще так мало знакомы и она, эта девушка, воспитанная в хорошей семье, его, легкомысленного посланца Украины, была вправе держать от своего дома на солидном расстоянии. Да оно и понятно, было бы крайним легкомыслием с ее стороны представлять первого встречного своим родителям. А в роли кого, собственно говоря? Они об этом пока что ничего не говорили. А вдруг ее папа какой-нибудь известный ученый или военный, а может быть, даже и настоящий генерал? От этих мыслей у Жоржа захватывало дух.
В его воображении уже не раз рисовался большой, красивый дом с просторным подъездом и ажурными старинными фонарями и строгие родители Яны, для которых будущее их единственной дочери далеко не пустой звук. Пытаясь негласно заслужить и их доверие, он начал ходить с Яной на концерты, водил ее по музеям, картинным галереям и другим памятным ленинградским местам, а в награду получал все более страстные поцелуи. Он видел, как девушка с каждым днем все больше привязывалась к нему, как доверяла.
И вот однажды, в один из выходных дней, настал тот самый замечательный день и час, когда она после долгих раздумий наконец-то отважилась пригласить Жоржа Бабия к себе. Как он готовился к этой встрече, как волновался, если б только кто знал! Как проигрывал в голове сцену знакомства с родителями. И… как был шокирован и разочарован, когда вместо старинного дома с зажженными фонарями и строгими предками, он очутился в простенькой комнатке рабочего общежития с убогой скрипучей кроватью и хромоногим столом. А его божественную Яночку здесь подружки, посмеиваясь, называли не иначе как Галиной… А он-то почти боготворил это милое имя, и, оказалось, совершенно напрасно…
Что творилось тогда в его душе, даже трудно было и представить! Как его обманули! Как его жестоко и подло обманули! Но зачем?! Почему? И каким фальшивым на поверку вышел весь этот трогательный с виду любовный роман! А он-то, наивный дурак, как истинный джентльмен, расставаясь, целовал у нее руки…
Он сначала хотел даже все бросить и уйти, но потом, поборов в себе гнев и обиду, решил испить выпавшую ему чашу до самого дна, какой бы горькой она ни оказалась. Жорж привычными движениями откупорил бутылку отличного болгарского вина, которое принес с собой для налаживания отношений со строгими родителями, разлил содержимое по граненым стаканам и… уже следующим вечером, высосанный буквально, как лимон, своей бывшей несравненной и возвышенной Яночкой, оказавшейся на самом деле просто каменщицей Галькой, приехавшей сюда по лимиту из деревни на заработки, покинул навсегда этот приют греха и разврата и с обманутым сердцем, на сильно ослабевших ногах направился, пошатываясь, восвояси.
Потом была одна неудачная женитьба, за ней другая… Эх, не хочется об этом и вспоминать-то! Столько крови попорчено, столько нервов! Да, честно говоря, и фамилией своей он был не очень доволен. И все бы ничего, если бы люди правильно произносили ее — с ударением на второй слог. Так нет же, некоторые, словно издеваясь, делали ударение именно на первый. Ну и народ! И сразу же фамилия приобретала прямо дурацкое звучание: Бáбий. Жорж Бáбий. Ничего себе! В молодости так и вообще его это здорово задевало, а с годами как-то немного притупилось, и он уже более хладнокровно поправлял: не Бáбий, а Бабий.
Надо признать, что на его родной Украине было много чудных фамилий, словно их раздавали когда-то под большой мухой и в насмешку над людьми. Вот, к примеру, один из его знакомых по школе носил фамилию Гнилокишко, а другой — Гарнопупенко. Ну что это за фамилии такие, скажите, пожалуйста! Просто объект для насмешек или тема для очередного анекдота. Жорж временами весьма уставал от своей фамилии, поэтому с возрастом несколько раз порывался сменить ее на какую-нибудь другую, более благозвучную. Но по многим причинам так все же и не решился. Да и имя, резавшее ухо своим явно не славянским звучанием, он получил в наследство от своего отца Саввы Бабия то ли в честь Жоржа Помпиду, известного французского политика, то ли в честь кого-то еще другого. Тоже вот осчастливил благоверный родитель таким заморским имечком, как будто уж ничего другого придумать было нельзя. И вторая жена Жоржа, дура Мария, подвыпив и словно специально дразня, с издевкой называла его все время не Жоржем, а Жорой или, еще того хуже, Жориком, что, естественно, сразу же выводило его из равновесия. Какой там к черту Жора-обжора, если же сказано: только Жорж!
Но вернемся к вчерашнему вечеру, на котором подвыпивший Жорж прикидывал на воображаемых весах все достоинства и возможные недостатки своих новых знакомых.
Одну из них, жгучую и пышногрудую брюнетку, звали Лерой. Ей было, пожалуй, за тридцать пять. К несомненным достоинствам Леры надо было отнести полный пятый размер ее бюста, который, будто дразня и соблазняя, так и лез на глаза, и большие и крепкие бедра, говорившие о возможно спортивном прошлом ее. К недостаткам же можно было причислить чересчур уж крупные икры, слишком разбитное поведение, граничащее с неприкрытым панибратством, и большой вырез у крыльев носа, что придавало всему выражению ее лица какое-то хищноватое выражение. А хищных женщин, несмотря на все их очевидные достоинства, Жорж еще со времен своей блестящей молодости особенно-то не любил и даже где-то побаивался. И на то у него были, прямо скажем, веские основания.
Другая девушка, Женя, была лет на восемь-десять моложе Леры и, естественно, посвежей, сильно уступая ей размерами бюста. Но зато ножки у Женечки были прямо как точеные, и вообще она выглядела более покладистой и миниатюрной. А к миниатюрным девушкам, Дюймовочкам, как он их называл, Жорж питал особенную слабость. Они казались ему не такими нахальными и надоедливыми в сердечных делах. Поэтому как следует, прикинув все «за» и «против», Жорж в конечном итоге остановил свой выбор на миниатюрной и блондинистой Женечке и своим поведением дал тут же понять, какое он принял решение.
Лера быстренько уяснила, что надеяться больше здесь не на что, и, окутав себя сизыми облачками дыма, бросила несколько вызывающе колких змеиных взглядов в его сторону. А затем и вовсе через некоторое время исчезла из поля зрения.
Сделав выбор, Жорж по ходу вечеринки стал активно ухаживать за Женечкой и столь же активно подпаивать ее. Ведь подвыпившие женщины, и это известный факт, всегда более покладисты. Не рассчитав своих усилий, Бабий к концу вечера так накачал свою новую подружку, что еле сумел доставить ее домой. К тому же оказалось, что Женечка жила в неприятной удаленности от центра города, в неважненьком доме барачного типа, с общим туалетом и без горячей воды.
