На что получил не менее удивительный по своей простоте ответ:
— Представьте себе, уважаемый, что все это детское баловство Аллигарио. Как говорится, чем бы дитя не тешилось… С таким же успехом он мог вам подсунуть четырнадцати и девятнадцатикопеечные монетки. И стоит ли удивляться. В детских шалостях столько же непредсказуемости как и в капризах погоды. Уж вам ли не знать, что дети всегда горазды набедокурить. А, впрочем, иной раз я и сам бываю не прочь пошутить, — и он хитровато улыбнулся. — Юмор способен спасти от страшной скуки, излишней желчи и… от несварения желудка. Учтите это, милейший. Правда в шутках моих всегда сокрыта определенная доля истины. Не как у некоторых других. Стараюсь, чтобы слово и дело все же друг от друга далеко не разбегались. Кстати, вот видите, — ткнул он тростью в направлении мощной дорожной техники и людей, толпившихся перед входом в художественный музей. — Как вы, наверное, сумели запомнить, вчера я имел неосторожность пообещать, что готов оставить свой след в истории вашего города. Но доблестные служители порядка никак не могут с этим согласиться и всеми силами пытаются избавиться от него. И совершенно напрасно! Вы же прекрасно понимаете, что в данном случае это не более, чем сизифов труд…
В это самое время к Шумилову подлетела какая-то шустроглазая девчушка в серой водолазке и брючном костюме и, обаятельно улыбаясь и сильно картавя, поздоровалась с ними. Оказалось, что это одна из телеведущих городских новостей, которой с полгода назад Валерий Иванович давал проблемное интервью. Девушка, произнося букву эр на французский манер, живо интересовалась вчерашними событиями на набережной и, допрашивая информированных очевидцев, готовила к выпуску сенсационный репортаж. Рядом с ней крутился бородатый оператор с большущей видеотехникой на плече.
Еще тогда, весной, во время их первой встречи, Шумилов был крайне удивлен, как с такой неправильной дикцией вообще можно показываться на экране, и вот сегодня картавящая журналистка опять напомнила о себе.
Марина Румянцева, так звали девушку, на правах старой знакомой с тайной надеждой взглянула на них, а не знают ли они что-нибудь о вчерашних событиях, и не довелось ли им лично быть невольными их свидетелями.
К большому удивлению Валерия Ивановича, не успела телеведущая закончить свою эмоциональную речь, как «Воландин» поспешно заявил, что они вчера здесь не были и вряд ли смогут быть прессе полезны, а вот тот гражданин, и он указал на идущего сзади них шарообразного толстяка, как ему кажется, является самым прямым очевидцем произошедшего и исключительно компетентен в этом вопросе.
От такой неожиданной удачи глаза девушки радостно вспыхнули и она, что-то невнятное пробормотав на ходу, бросилась прямиком к информированному очевидцу…
Сумбурно представившись и тут же забросав неизвестного гражданина, на кого показал интеллигентный спутник Шумилова, целой охапкой вопросов, девушка скомандовала своему напарнику: — Федя, снимай? — и сунула почти что в рот шарообразному толстячку свой микрофон. Тот же ничуть не удивился, а даже вроде бы обрадованно воскликнул:
— Как же, как же. Конечно же, был! И должен согласиться со словами того глубокоуважаемого гражданина, что не только был… в самой гуще событий, а даже, можно сказать, принимал непосредственное участие во всем этом, — скрестил он гордо коротенькие руки на груди. — Жаль, очень жаль, что вам не удалось это лично понаблюдать… Только бултых и поминай как звали! Только бшик и кверху тормашками! Только хлесь и огни во все небо! А какая музыка необыкновенная, какие виртуозные пассажи, какие… шикарные модуляции… — после этих слов было видно, что телеведущая от нетерпения вся так и затрепетала. — Да я вам сейчас тут такого порасскажу! Такой, милочка, информации подброшу, что можно будет не то, что какой-то репортажик, а целый репортажище отгрохать! — Все с возрастающим воодушевлением начал тараторить информированный очевидец и, панибратски подхватив девушку под руку, поинтересовался:
— А, кстати, когда вы намерены показать на телевидении вот эту самую вашу передачу?
— Ну сегодня мы, наверное, уже не успеем?.. — глянула растерянно она на своего напарника. — А вот завтра в утренних новостях, уж непременно!
— Конечно, лучше бы, если и сегодня в вечерних и завтра в утренних новостях, — несколько разочарованно протянул очевидец. — Люди непременно желают знать совсем свежие, можно сказать, только что изжаренные факты, а вы такая интересная девушка и… только завтра. — И вдруг, остановившись, серьезно посмотрел на нее:
— Вопрос не по теме. Так сказать, в виде дружеского лирического отступления, рассчитанного на доверительную взаимность. Можно?
— Конечно, — улыбнулась тележурналистка.
— Федя не снимай! — повелительным тоном обратился он к оператору, а затем продолжал: — Красавица, а что с вашей речью творится?
— А что с моей речью? — удивилась девушка.
— Ну как же? — зашептал информированный очевидец ей почти в самое ухо. — Вы же так здорово картавите, совсем не выговаривая букву «Р». Вместо твердого рычания она у вас как-то жалобно блеет. Голубушка, это же наверняка повредит вашему профессиональному росту и будущей карьере вообще. — Лицо девушки густо покраснело. — Ну поймите же сами, как бы вы воспринимали, к примеру, в Москве, в Большом театре выступление прихрамывающего артиста, исполняющего роль… Ромео или там Спартака. Я думаю, что не очень-то хорошо. Присутствующий недостаток, можно сказать, сильно бы мозолил ваши глаза. Ну а в данном случае неправильные звуки неустанно мозолят уши слушателей, как гудящие осы, впиваясь в барабанные перепонки. Да-да, это же просто форменное безобразие! Отчего и подаваемая вами информация или не воспринимается или воспринимается на слух частично, возможно, что даже с сильным раздражением, и, сами понимаете, поставленная цель — довести необходимые сведения до… сознания слушателя или зрителя увы, не достигается. Это же очевидно! Так что, голубушка… вам есть тут над чем поразмыслить. Вполне могу допустить, что выбор места работы произошел не без личного участия любящего вас родителя, но…
Глаза девушки сильно повлажнели, и она начала нервно покусывать губы.
— А что же мне теперь прикажете делать? Мне так нравится эта работа…
— Душа моя, исключительно вас понимаю, вхожу в ваше непростое положение, очень желаю помочь и, кажется, могу это сделать…
— Что вы этим хотите сказать? — плачущим голосом проговорила телеведущая. — Как же можно помочь? Это надо было делать значительно раньше, пока я еще маленькой была, а теперь уже все напрасно. Уже все потеряно… Окончательно и бесповоротно…
— Душечка, ну что вы так убиваетесь, зачем же так паникуете, я ведь знаю, что говорю, все еще можно поправить. Для этого есть новейшие, самые передовые методики, ищущие, талантливые люди, готовые перевернуть даже свет кверху тормашками, чтобы достичь желаемого… А вы: уже поздно. Сами же знаете, что лучше поздно, чем никогда… И у вас появился реальный шанс…
— Правда? Вы так считаете? — недоверчиво взглянула журналистка на собеседника. — Но каким же образом? Подскажите!
