– Для меня, святой отец, всякий, кто родился к югу от Кадиса, дикарь, – желчно ответил капитан. – Сейчас не время обсуждать глупости, уйдите с дороги.
Доминиканец беспрекословно подчинился, понимая, что не место и не время отвлекать от дела того, кто успевал уследить за всем, что творилось вокруг, да еще, подойдя к самой кромке воды, прокричал во все горло:
– Поосторожней там с Аттилой! Если с ним что-нибудь случится, получите по двадцать ударов кнутом…
Дело в том, что гигантское животное, привязанное к обеим фелюгам, смело преодолевая волны, подплыло к берегу, а тем временем несколько человек зашли в воду, чтобы взять его под уздцы, успокоить и вывести на сушу, где оно тут же начало отряхиваться и бегать то туда, то сюда вдоль пляжа с развевающейся на ветру гривой.
– Наше главное оружие! – вырвалось у гордого владельца; на этот раз он обращался к своему заместителю. – На дикарей он производит больше впечатления, чем полк пехоты, ведь там, где проскакал конь Аттилы, трава уже больше не росла.
– Но если коня зовут Аттила, значит, для того, чтобы трава больше не росла, скакать следует коню этого самого коня… – рассудительно произнес Гонсало Баэса.
Диего Кастаньос посмотрел на него в замешательстве, можно было бы сказать, почти обескураженно. Он пошевелил в воздухе пальцами, словно пытаясь привести в порядок мысли, и наконец разразился гневным монологом:
– Не лезь ко мне с глупостями, Баэсуля, и займись-ка устройством лагеря. Мне сейчас не до словесных фокусов. А этот чертов толмач пусть прекратит придуриваться, поднимется наверх и передаст дикарям, что я хочу потолковать с их вожаком.
– Без сопровождения? – встрепенулся Акомар, которого, судя по всему, имел в виду капитан.
– Естественно! Если они мирные, тебе незачем беспокоиться, – последовал жесткий ответ. – А если настроены враждебно, тогда прикончат что одного, что четырех, а значит, чем меньше потерь, тем лучше.
– Ничего себе утешение! – жалобно проговорил Акомар; у него был ярко выраженный андалузский акцент.
– Ты приплыл сюда не за утешением, сынок, а чтобы послужить Короне. Полагаю, ты должен чувствовать себя счастливым: как-никак после стольких лет встретишься со своими друзьями.
– Друзьями? – возмутился тот. – Меня увезли с острова в девять лет, чтобы продать в Севилье, так что мои друзья сейчас режутся в карты в Триане. Впрочем, делать нечего. Иду – и да не оставит меня Макарена!
[4]
– Я с тобой… – тут же вызвался брат Бернардино де Ансуага.
– Нет уж, спасибо, святой отец, – без всяких околичностей бросил ему островитянин. – Я предпочитаю Макарену.
Он положил оружие на камень и начал свое нелегкое восхождение. По пути он махал руками, чтобы продемонстрировать островитянам, что приближается к ним с мирными намерениями. Проводив его обеспокоенным взглядом, монах сказал только:
– Надеюсь, он еще говорит на их языке.
– Меня уверяли, что некоторые туземцы еще кое-что помнят по-французски с тех пор, как здесь побывали норманны Гадифера де Ла Саля
[5]
, – заметил Гонсало Баэса.
– По мне, хоть по-китайски, – как всегда бесцеремонно, перебил его старший по званию. – Ты что, говоришь на языке лягушатников?
– Немного: моя бабка по матери была француженкой.
– В таком случае давай-ка оседлай мне коня.
– При чем тут французский язык? – не понял Гонсало Баэса, готовый оскорбиться.
– А то, что твоя бабка по матери была француженкой: наверняка это была прелестная кобылка. – Бородатый вояка громко расхохотался и подмигнул, добавив: – Шучу, Баэсуля! А сейчас пойду-ка припарадюсь для встречи с дикарями: на них доспехи производят впечатление, поскольку на островах нет металлов… – Он повернулся к ближайшему из солдат, занятых выгрузкой, и отрывисто приказал: – Сёднигусто, позаботься о том, чтобы Аттилу оседлали, а мне принесли кольчугу!
– Вы хотите сказать, что эти бедные люди все еще живут в каменном веке? – спросил удивленный брат Бернардино.
– Да не то слово!.. – ответил великан. – Швыряют каменюгами, только держись: раскроят тебе череп с пятидесяти шагов! Меткости им не занимать! – Он наклонился и показал широкий шрам на лбу: – Видите? Память об одном лансаротце.
– Боже праведный! – вырвалось у напуганного монаха. – Но если у них нет шпаг, чем же они дерутся?
– Деревянными копьями, пуская в ход ловкость, смелость и большую хитрость, святой отец. Они чертовски хитры! Сами видите, остров до ужаса суров, а они знают здесь каждую пядь земли. Иными словами, сколько бы шпаг, арбалетов и огнестрельного оружия у нас ни было, мы завсегда окажемся в наименее выгодном положении…
– Надеюсь, нам не придется с ними сражаться, – вмешался лейтенант; в его голосе звучала неподдельная искренность.
– Это зависит от них, только от них. Раз уж Папа постановил, что архипелаг принадлежит Испании, они обязаны подчиниться нашим законам, потому что, если бы мы позволили всем поступать, как вздумается, мир превратился бы в хаос. Посмотрим, с чем они придут!
Говоря это, он облачился в блестящие доспехи, водрузил на голову шлем с плюмажем и препоясал себя шпагой.
Покончив со всеми приготовлениями, он взгромоздился на коня и в сопровождении своего заместителя, монаха и полдюжины солдат, вооруженных копьями, арбалетами и разноцветными штандартами, торжественно двинулся вперед – к тому месту, куда спускался Акомар, за которым следовали трое мужчин и одна женщина.
Процессия застыла посередине пляжа. За их спинами бушевало море, солнце отражалось в кирасах. Это было величественное зрелище, которое, несомненно, произвело впечатление на туземцев.
Настолько сильное, что островитяне, которым оставалось пройти последний откос – чуть меньше двухсот метров, – замерли на месте, обменялись несколькими словами с переводчиком, а затем развернулись и стали поспешно взбираться по узкой и крутой тропинке, по которой спускались.
Огорченный Акомар развел руками, показывая, что он бессилен что-либо изменить, пожал плечами, смиряясь со своей судьбой, и продолжил путь в компании лишь одной полуголой, нечесаной и беззубой девицы, к которой, по правде говоря, мать-природа отнеслась не слишком благосклонно.
– Что случилось? – осведомился капитан, когда они подошли достаточно близко, чтобы услышать его зычный голосище. – Отчего эти болваны дали деру?
– Потому что вы их напугали, капитан, и своим конем, и снаряжением. Они сказали, что они всего лишь простые пастухи и что вам следует переговорить со старейшинами острова. И пошли за ними.
