Другое дело, если русы будут готовы к встрече. Но держать войско в готовности каждую ночь утомительно. «Два дня», – сказал Святослав, но Духарев полагал, что одной интуиции князя недостаточно. Он приказал удвоить патрули и немедленно докладывать ему о любых мелочах. Сам он в ближайшие ночи спать не собирался (отоспаться можно и днем) и договорился с Икмором, чтобы тот каждую ночь держал наготове три тысячи всадников. Кроме того, Духарев утроил охрану при орудиях и выдал расчетам соответствующие указания.
Ближе к вечеру Сергей сообщил о проделанной работе князю, но Святославу, как выяснилось, было недостаточно отбить вылазку и задать противнику трепку. Князь хотел большего.
Для начала он потребовал к себе двух беженцев, пойманных прошлой ночью. Одного, купчика из «черных» волжских булгар, стражники спустили со стены за бочонок вина. Другой, натуральный хузарин, был еще шустрее: как-то ухитрился слезть сам, причем прямо в реку, где и был отловлен головорезами Эвила. Викинги поразвлеклись с ним немного (выбили пару зубов и переломали пальцы на левой руке), затем переправили его Духареву. Тот заподозрил в нем лазутчика и отдал Велиму для проверки. Скоро хузарин пожалел, что не остался у нурманов.
Зато выяснилось, что беглец не лазутчик, а всего лишь мелкий тюремный надзиратель.
Поочередно представ перед князем киевским, беглецы поведали, что народ в городе – в глубокой депрессии. Жрать нечего, непрерывный грохот дробящих стену камней мешает людям спать и порождает самые мрачные мысли. Многие даже рискуют высказывать их вслух, хотя за такое сажают в ямы, где заключенным вообще нечего есть, разве что крыс или друг друга. Если бы не пять тысяч Йосыповых гвардейцев, в Саркеле давно уже вспыхнул бы бунт. Гвардейцы, впрочем, тоже недовольны. Днем они шарят по домам якобы в поисках бунтовщиков, а на самом деле грабят и насильничают. Хакану на это наплевать. Он с самыми доверенными стражниками заперся в цитадели и, по слухам, непрерывно пирует и предается разврату с юнцами и юницами. А горожане (в том числе и оба беглеца), будь на то их воля, немедленно открыли бы ворота храброму хакану русов.
Святослав склонен был этому верить, Духарев – не очень: пленные явно говорили лишь то, что хотелось бы услышать князю. Впрочем, пока в городе на каждого мужчину репродуктивного возраста приходится пара воинов-наемников, настроениями горожан имеет смысл пренебречь. Иное дело – мнение наёмников. Ритмичное «бум-бум», которое играло трио камнеметалок на крепостной стене, мешало спать не только гражданскому населению. Бывший тюремщик слыхал, как дворцовые стражники говорили, что сам хакан не может спать под эту мелодию. А если сам хакан…
– Я так и знал! – уверенно заявил князь киевский. – Он сделает вылазку! Две ночи, может, вытерпит, но три – вряд ли!
Будь на месте Йосыпа Духарев, он сидел бы в крепости, пока хватит провианта, то есть месяцев шесть, как минимум. Терять Йосыпу нечего. Даже если Святослав согласится сохранить ему жизнь, хаканом Йосыпу не быть. Казну его выгребут, зарубежный кредит доверия исчерпан, а народ Йосыпа ненавидит. Сидеть и не рыпаться. Ведь за шесть месяцев многое может измениться. Например, обнадеженные отсутствием великого князя печенеги налезут на Киев и вынудят русов отступить. Или ромеи, традиционно препятствующие усилению любого из своих соседей, натравят на Святослава угров, булгар или еще кого-нибудь. Или примученные древляне-сиверцы-уличи восстанут…
Сидеть бы хакану за стенами и ждать… Но Святослав, родившийся, чтобы стать великим князем, лучше разбирался в психологии Урожденного повелителя, чем некогда рядовой гражданин России Сергей Духарев.
До самого заката Святослав с Сергеем прикидывали и отметали варианты, и только когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, в шатер князя потянулись срочно призванные воеводы и тысяцкие…
Глава двадцать четвертая
Победа
Луна спряталась. Звезды засияли еще ярче, но их света было явно недостаточно, чтобы рассеять тьму. Но все равно небо чуть светлее, чем темная громада крепости.
Духарев сидел на седле и слушал ночь. Больше всего шумели баллисты, но Сергей слышал и коней, пасущихся неподалеку, и мягкую поступь пеших варягов своей охраны, обходящих стоянку. Ему даже казалось, что он слышит какой-то шум с той стороны, где притаились в темноте гридни Икмора, но это, скорее всего, была иллюзия. Несколько тысяч воинов обязательно создают какой-то шум, но не такой, чтобы его можно было уловить за полкилометра да еще вычленить из прочих ночных звуков. Все-таки это воины в засаде, а не смерды на посиделках.
Стук копыт. Всадник со стороны крепости. Галопом. Шагах в тридцати стук умолк: всадника переняли варяги. Потом звук возобновился, но уже не галопом, а крупной рысью. Перед Духаревым в темноте прорисовался силуэт. Гонец, посланный сдавшим дежурство командиром третьей ночной стражи. Сергей приказал дозорным у крепости немедленно докладывать ему обо всех происшествиях. А если ничего не происходило, об этом условились докладывать при смене.
– Никого! – лаконично сообщил гонец Духареву.
– Отдыхай, – разрешил воевода.
Пошло время четвертой стражи, последней. Если в ближайшие два часа воины хакана не устроят вылазку, то придется ждать следующей ночи.
Но, скорее всего, не придется. Впервые за все время осады ночью ничего не происходило. Ни одного беглеца, ни одной пущенной со стен стрелы…
Последняя стража. Самая трудная. И засадным тоже тяжело. Несколько часов в неподвижности и ожидании. Многие, особенно те, кто помоложе, утратили бдительность, расслабились. Ночь на исходе, скорее всего, ничего не произойдет…
– Велим, – негромко позвал Духарев. – Пошли людей в лагерь, к князю, еще к Икмору и к Бодаевым нурманам. Пусть передадут: скоро!
– Это точно, батька? – оживился Велим.
– Делай, что сказано! Живо! – рыкнул Духарев.
Сотник тут же исчез. Через полминуты воевода слушал удаляющийся перестук копыт. Побежали вестники.
Духарев встал, потянулся, тихонько свистнул, подзывая коня, подтянул подпругу. Пепел фыркнул ему в ухо. Веселый, сытый, овса ему с вечера не жалели.
Снова стук копыт… прервавшийся – и через мгновение возобновившийся.
– Шум, воевода! – возбужденно выдохнул гонец. – Прям за воротами.
Неужели началось?
– Жди! – велел Духарев.
Если началось, значит, сейчас прилетит еще один вестник.
И точно. Топот копыт, всхрап осаженного коня.
– Выходят, воевода! Они выходят! Наших порезали!
– Не ори! – оборвал гонца Духарев. – Велим! Все на-конь! Отходим!
Началось.
Первыми со стен Саркела соскользнули разведчики. Дозорные русов их заметили и, как велено было, бесшумно отступили подальше. Но один из разъездов лопухнулся и заметил пластунов только тогда, когда те ухватили под уздцы их лошадей. Дозорные ничего не успели, даже закричать. На каждого накинулось по трое. Стремительно, бесшумно. Прирезали раньше, чем стащили с коней. Мастера. Другие дозорные видели гибель товарищей, но не вмешались. Приказ.
