А вождь россов прибыл на встречу в простой белой рубахе, отличавшейся от одежды его воинов лишь несколько большей чистотой.
Сфендослав не стоял величественно у носа лодьи, а сидел на гребной скамье, так же как и его воины. И украшений на нем не было совсем, если не считать вдетой в ухо золотой серьги с карбункулом и двумя жемчужинами. То, что на вожде не было ни доспехов, ни шлема, неприятно удивило василевса. Получалось так, что он, василевс, опасается и не доверяет россам, а те, напротив, выразили ему свое полное доверие и бесстрашие. Сама внешность Сфендослава тоже удивила Цимисхия. Особенно бритые голова и подбородок. Ромеи стригли волосы лишь по случаю траура или осуждения. Стрижеными ходили лишь шуты и фокусники. Да и серьги в Византии носили лишь дети и моряки
[35]
.
Василевсу поставили высокое кресло на берегу. Сфендослав остался сидеть на гребной скамье. Вид у него был суровый и угрюмый.
Цимисхий глядел на него с интересом. Катархонт россов выглядел настоящим варваром. Жаль, что он отказался от поединка.
Сфендослав отложил весло, кивнул василевсу как равному. Цимисхий встретился с ним взглядом... и понял: этот человек должен умереть. В светло-синих глазах вождя россов Цимисхий прочел: он никогда не уступит. И никогда не сдастся. Это враг, с которым невозможно договориться. Его можно только уничтожить. Нужно уничтожить, потому что этот человек— прямая угроза империи.
Катархонт встал. И заговорил. Его голос, мощный, низкий, звучал ясно и красиво.
«Наверное, он хорошо поет», — подумал Цимисхий.
Сфендослав клялся своими богами, что будет верен нынешнему договору. Когда он закончил, на лодье встали еще двое. И тоже поклялись.
Потом пергамент прикрепили к стреле.
Стрела воткнулась в песок у ног Цимисхия.
Пергамент отцепили и подали василевсу. Тот прочел и убедился, что текст — тот самый, который был согласован с его советниками. Печать князя тоже была настоящей.
Василевс встал. Взял другой пергамент и поклялся Именем Господним, что будет соблюдать договор так же крепко, как и россы.
Росский экземпляр мирного соглашения привязали к дротику. Патрикий Константин, племянник магистра Склира, размахнулся и метнул дротик в сторону лодьи. Катархонт россов поймал его на лету.
Весла вспенили воду, лодья развернулась и ушла к крепости.
Вечером россы вернули ромеям всех захваченных пленников. Ромеи поступили так же.
Утром следующего дня россы ушли из Доростола. Вереница их кораблей растянулась на две мили. Но любой достаточно зоркий глаз мог различить, что воинов на кораблях совсем немного.
— Их так мало, — сказал василевс Варде Склиру. — Не поспешили ли мы, вот так просто отпустив их домой?
— Только прикажи, величайший — и наш флот сожжет их всех до одного! — воскликнул магистр Склир.
— Нельзя, — строго ответил Иоанн Цимисхий. — Я поклялся Именем Господа.
— Клятва, данная язычнику, ничего не стоит.
— Стоит. И очень дорого, — сурово произнес Цимисхий. — Если это клятва Помазанника Божия. Пусть плывут невозбранно, магистр... Навстречу своей судьбе. А сейчас позови ко мне проедра Филофея. Немедленно.
Разговор императора и его дипломата был короток. Проедр, весьма озабоченный, бросился к своей палатке — собираться. А василевс вызвал к себе командующего флотом, велел ему выбрать самую быструю галею и вместе с экипажем предоставить ее в распоряжение императорского посла Филофея. Немедленно.
* * *
— Знаешь, княже, я до сих пор не верю, что они нас пропустили, — сказал Духарев.
— Я тоже, — кивнул великий князь. — Но они нас выпустили! — Святослав улыбнулся. Наверное, в первый раз после смерти Икмора. — Нас здорово потрепали, воевода. Но мы живы. И всё добытое — с нами. Значит, боги не отвернулись от нас, верно?
Духарев рассеянно кивнул. Он наблюдал за ромейской галеей, которая шла мимо флотилии, с легостью обгоняя тяжело нагруженные корабли русов.
— Не нравится мне этот кораблик... — пробормотал он. — Чую: он худое несет.
Святослав покачал головой.
— Не веришь мне? — спросил Духарев.
— Верю. Ты же ведун. Но всё равно пускай плывет. Я Перуном клялся, что не нарушу мирной клятвы. И не нарушу. Боги оберегут нас от зла. Перун! Слышишь меня? Дай мне только вернуться домой — и я принесу тебе такую жертву, какой ты еще не видел!
Святослав запрокинул голову, глядел в синее небо так, словно ждал удара грома...
Но небо было ясным и чистым. И невозможно было сказать: услышал ли Перун великого князя...
Глава восемнадцатая
Уход Свенельда
— Нет, княже, я не согласен! — решительно заявил Свенельд. — Неправильно это — разделяться. Нас и так мало!
— Нас мало, а коней — еще меньше! — отрезал великий князь. — Ты сделаешь, как я сказал: возьмешь самое ценное: золото, самоцветы — и пойдешь напрямик, степью. А я пойду водой.
— Не дело это, княже! — Свенельда было не так легко переубедить. — Не пропустят тебя печенеги. Переймут на волоках.
— Это мы еще посмотрим! Зато пока они будут сторожить меня на Днепре, ты степью пройдешь в Киев.
— Зачем тебе плыть самому, княже? — не сдавался князь-воевода. — Иди с нами. А с лодьями пусть воевода Серегей пойдет. Он хитрый. Вывернется как-нибудь. А ты Киеву нужен!
Святослав подошел плотную к Свеиельду, положил руки ему на плечи, заглянул в глаза.
— Ты был мне хорошим наставником, князь-воевода, — сказал великий князь. — Так же, как Асмуд. Так же, как Серегей. И вы все учили меня: судьба дружины — это судьба князя. Я пойду водой, Свенельд. А ты — полем. Если я не дойду, значит, боги от меня отвернулись. Зачем Киеву князь, которого не любят боги?
Свенельд молчал. Понял, что переубеждать Святослава бесполезно.
— Я пойду водой, — еще раз повторил великий князь. — Но не до самого Киева. Встану на острове Хорса и буду ждать там тебя. А ты, воевода, дойдешь до Киева, соберешь воев, сколько надо, и на лодьях двинешь ко мне навстречу.
