— Надо где-то переночевать! — сказала она. — Поздно уже. Может, к нам, в общежитие озелените-лей?
— Нет уж, — сказал Варсус. — Никаких общежи-тий! У меня есть идея получше!
Он погрел руки о стаканчик, выпил свой «раство-римо* и таинственно позвал Мефодия и Дафну за со-бой.
Вскоре они уже были на месте.
* * *
Мефодий стащил мокрую куртку.
— Ну и где тут можно одежду повесить? — спросил
он.
— Где хочешь, там и вешайся! — разрешил Варсус. Буслаев накинул куртку на батарею и расправил се,
чтобы она сохла.
— Да нет проблем! — сказал он. У нею никогда I!С было проблем, за то потом они всегда возникали у < жружающих.
— Все же я хотела бы понять, зачем мы сюда за-брались! — сказала Дафна.
— А что, разве плохо? — удивился Варсус. — Теп-
ло. Дождь не капает. Датчики везде. Климат-контроли. А виды какие! Лучше, чем в любом отеле.
— Все равно как-то неудобно!
— Чего неудобного-то? Мы не пачкаем. Газетку по¬стелили. Культурно сидим и режем себе колбаску, — продолжал бубнить Варсус. — А если тебе категориче¬ски нс нравится Третьяковская галерея, тогда пошли в Исторический музей!
— Нет уж! Раз пришли в Третьяковку, будем сидеть в Третьяковке! — заупрямился Буслаев.
У него с двенадцати лет была жуткая аллергия на музеи, театры, выставки и любые организованные зрелища. Единственное, что могло его развлечь, — это перспектива гюудирать от охраны и подурачить каме-ры. Дафна улыбнулась.
— Ладно, мальчики! — сказала она. — Вы тут сиди-те режьте колбаску, а я скоро.
— Куда ты?
— Секрет!
Она как шарфик перекинула через плечо кота (Варсус поежился, вспомнив, чем это закончилось для него), поднесла флейту к губам, не то выдохнута, нс то вы шептал а маголодию — и исчезла.
— Красивая! Она даже в темноте красивая! — вздохнул Варсус. — Эй! Ты что, перегрелся? Не выти-рай об меня пальцы! Они же в колбасе!
— Прости, я задумался! — извинился Мефодий.
— Почему-то ты всякий раз задумываешься, когда я называю Дафну красивой! Давай я буду называть ее страшной, если тебе так легче!
— Давай. — согласился Меф. — Заметь, ты сам предложил!
Варсус сердито засопел. Он сидел в музейной по-лутьме, в синеве ночных ламп, освещавших картины, и производил совершенно ежиные звуки.
— Ладно! — проворчал он. — Замяли! В конце кон¬цов, нам вместе в Тартар лезть, а мы каждую секунду
ругаемся…
— …из-за страшной Дафны, — напомнил Меф.
Варсус еще немного посопел.
— Она не страшная, — выдавил он.
— А мораль? — спросил Меф.
— Чего «мораль»?
— Какая из этого следует мораль? Что надо всякий раз к ней бросаться, когда она несет пакет с одним яблоком? Или уступать ей в метро место, когда свобо-ден весь состав?
— Девушкам надо помогать! — с негодованием воскликнул Варсус.
Мсфодий усмехнулся:
— Да кто ж спорит? Да только знаю я таких помо- галыциков! Некрасивая девушка может в одиночку ва¬гоны разгружать, максимум ей дадут тачку побольше и заботливо попросят не надрываться. Зато к краси¬вой, которая в одиночку’ несет хомяка, будут подвали¬вать целые толпы!
Варсус с осуждением посмотрел на Буслаева.
— Дафна — мой друг детства! — строго сказал он.
— Надо же! А я в детстве дружил с плюшевым мед¬ведем! — сказал Мсфодий.
Эдемский пасгушок сдул со лба волосы.
— Не задирайся! сказал он. — Вы с Дафной со-единены навечно. Ваша связь нерасторжима. Если кто-нибудь из троих — ты, Дафна или я — хотя бы па
миг перестанет это понимать, это сразу обрушит его в Тартар, но уже не на правах разведчика, а на правах постояльца!
В 'тихом голосе Варсуса была даже не убежден¬ность, а абсолютное знание, что все так и будет. Он говорил, а на них пристально смотрели картины. Иван Грозный на соседней стене убивал своего сына. Царь слушал, и умирающий сын слушал.
Мефодию стало жутко.
Через какое-то время по залу прошел охранник. Он едва не наступил на расстеленную газетку, кото¬рая, как и Буслаев с Варсусом, находилась под моро¬ком невидимости, и удалился.
— Свинство! Чуть колбасу нашу не раздавил! Вот из-за таких вот обо; пусов люди перестают ходить в музеи! — пожаловался Буслаев. — Кефир будешь?
— Нет, — отказался Варсус.
— Это правильно, что завязал пить на работе. В ке¬фире алкоголь.
— Опять задираешься? Я же тебе сказал: если захо¬чешь «на шесть и по хлопку» — я всегда к твоим ус¬лугам…
— Чуть позже! — сказал Мефодий. — Сейчас я ем. После еды сорок минут нельзя.
— Это правильно! — одобрил Варсус. — Хороший культурист, если хочет набрать массу, должен иметь те же жизненные идеалы, что и послушная свинка. Десять часов в сутки спать, шесть раз в сутки есть, не переутомляться, не бегать, не терять массу и вести на¬пряженную желудочную работу.
— Я не культурист! — нахмурился Меф. — Я никог¬да в жизни не качался. Отжимания, брусья, турник и беговые кроссы. А теперь мне и не надо… И вообще я бессмертен! Тысяча лет у меня как один год!
— Ну эго если не пропустишь саблей по шее, — резонно заметил Варсус.
Мефодий лег на ближайшую банкетку, закинул под голову руки и закрыл глаза. Варсус бродил по галерее, останавливаясь у картин. Изредка, становясь двухмер¬ным и плоским, он запрыгивал в картину, и тогда то рядом с вернувшимся ссыльным на картине «Не жда¬ли», то на коленях у портрета Льва Толстого возни¬кал худенький, с острыми плечами паренек в свитере просторной вязки, похожем на кольчугу. Кстати, не исключено, что это и была кольчуга, замаскированная под свитер. Эта мысль уже несколько раз приходила Мефодию в голову.
Наконец Варсусу надоело бродить по картинам. Он выпрыгнул из очередной и, оставляя на полу мо¬крые следы, отправился к Мефу. С его свитера стекала вода.
— Чуть в море не утонул! — пожаловался он, до-жевывая яблоко, похищенное с одного из натюрмор¬тов. — Айвазовский опасен! На его картинах выжива¬ют только водолазы.
— Вакидзаси! — перебил его Мсф.
Эту игру они начали еще вчера в Эдеме. Суть ее была проста: по очереди называть мечи, пытаясь вы¬искать такой, который другому окажется неизвестен.
— Поясной японский! — сразу откликнулся Вар¬сус. — Носится в паре с катаной. Длину клинка назы¬вать?
— Да ну ее. Твой ход!
— Анелас, — сказал Варсус.
— Европейский, четырнадцатый век. Клинок сужа¬ется к острию… Русский меч!
