– Но я же не знал.
– На официальных приемах все вежливо обращаются к сайтенам на «вы», а у тех складывается впечатление, что их пытаются надуть. Если бы кто-то спросил мое мнение, я бы сказал, что большинство проблем в Галактике возникают из-за того, что разумные вроде бы существа не могут найти взаимопонимание. Даже говоря на одном языке, они все равно неверно понимают друг друга. В силу традиций, особенностей культуры, религии, из-за языковых особенностей. Да все, что угодно! Прежде чем договариваться о чем-то серьезном, нужно сначала договориться о понятиях.
– Например?
– Почему фортаны недолюбливают землян?
– Это не так.
– Это так, Шотер. И, как любой фортан, ты это отлично знаешь. Но при этом врешь мне вместо того, чтобы попытаться понять. Мы с тобой в одной команде, но ты не доверяешь мне целиком и полностью. Причем на каком-то интуитивном, подсознательном уровне. Только потому, что я землянин. Хотя и не сделал пока ничего плохого или предосудительного. Ну, скажи мне, что я не прав.
– Мне кажется, все дело в том, что мы слишком похожи, – сказал давно уже прислушивавшийся к разговору Нокуар.
– Точно! – указал на него пальцем Алексей. – Мы всматриваемся друг в друга, как в собственное отражение в зеркале, стараясь выявить скрытые недостатки. Потому что знаем, что они у нас есть.
На лицевом щитке шлема замигала красная светодиодная полоска.
– Эй, приятель, ты нас слышишь?
Шотер надел шлем на голову.
– Отлично слышу, генерал.
– Мы открыли внешний люк. Выходим. До возвращения закрывать не будем, чтобы кислород на продувку не переводить.
– Ясно. Удачи!.. Удачи тебе, генерал!
Держась рукой за край открытого люка, первым наружу выглянул Пепел.
У человека, впервые оказавшегося один на один с открытым космосом, первым делом непременно возникает ощущение головокружения, которое, вместо того чтобы тут же пройти, идет по нарастающей, раскручивается, как гипнотическая спираль. И вскоре уже невозможно понять, то ли весь мир, все ускоряясь, крутится вокруг тебя, то ли ты сам несешься по кругу, проваливаясь в бездонную воронку мрака. В этом как раз нет ничего странного. Тут задействована чистая физиология. В условиях невесомости начинает дурить вестибулярный аппарат, в нормальных условиях помогающий человеку ориентироваться в пространстве и сохранять равновесие. А в отсутствие видимых ориентиров человек окончательно теряет представление о том, где верх, а где низ. И это, как и полагается, вызывает чувство паники. В такой ситуации достаточно взять человека за руку или позволить ему самому ухватиться за какую-нибудь прочную опору. Спустя какое-то время, как правило, весьма незначительное, большинство начинает даже получать удовольствие от нового, необычного состояния. Свободное от законов тяготения тело создает ощущение всемогущества. Теперь ведь даже толстяки могут делать сальто и ходить на руках.
Гораздо труднее справиться с другим психологическим эффектом, возникающим в открытом космосе. Особенно если это действительно открытый космос, а не космическое пространство внутри планетарной системы. То есть когда поблизости нет огромных, раздутых, кажется, вот-вот готовых лопнуть пылающих пузырей звезд, привлекательных разноцветных шариков-планет, то и дело пролетающих неизвестно куда и зачем астероидов, не говоря уж о челноках, катерах и глиссерах, суетливо шныряющих от одной космической станции к другой. Вот когда вокруг только бездонная черная мгла, которая, кажется, обволакивает тебя, как закрашенная чернилами вода, и только где-то вдали едва заметно мерцают крошечные, будто булавочные проколы в черной бумаге, искорки звезд, вот тут-то человек впервые по-настоящему осознает, насколько он мал и незначителен на фоне всего мироздания. Он даже не песчинка на дне необъятного космического океана, а самая что ни на есть элементарная субатомная частичка, крошечная, замкнутая в кольцо струна, что бьется в глубине атомного ядра, стараясь всех вокруг убедить в собственной уникальности. И в тот же самый момент вместе с ощущением потерянности возникало чувство жуткого, щемящего одиночества. Оставшись один на один с мирозданием, человек понимал, что за уникальную возможность мыслить и через это осознавать сам факт своего существования приходится платить пониманием того, что ты всегда был и навсегда останешься одиноким в этом огромном мире. А если так, то стоит ли эта крошечная, невообразимо короткая и, по сути, совершенно бессмысленная жизнь того, чтобы за нее цепляться? Не лучше ли отстегнуть страховочный линь, закрыть глаза и оттолкнуться от обшивки корабля? Чтобы только падать, падать, падать, падать, падать… Падать вверх… В пустоту… В бесконечность… Чтобы наконец познать мироздание таким, какое оно есть, а не каким мы его себе представляем.
В давние времена, еще на Старой Земле, человек по имени Ален Бомбар совершил одиночное плавание через океан в надувной спасательной лодке, без запасов провианта и воды. И он выжил вопреки невозможному, доказав тем самым, что люди, оказавшиеся после кораблекрушений в шлюпках, гибли вовсе не от жажды и голода, а от страха. От панического ужаса, приходящего с осознанием собственного одиночества. Даже если в шлюпке находилось несколько человек, они все равно были одиноки среди морских волн. Бомбар выжил, потому что избавился от этого страха.
Редко, но все же случается, что люди оказываются брошенными в космосе. Причины самые разные – от несчастных случаев до криминальных. Некоторых, случается, находят. Одних – спустя дни, других – через годы. Разумеется, уже мертвыми. Но вот что удивительно: оказывается, что девять из десяти потерявшихся умерли не от удушья, а от страха, еще до того, как в их скафандрах закончился кислород.
Но сайтенам подобные страхи были неведомы. Эти ребята чувствовали себя в открытом космосе так же уверенно, как в коридоре собственной квартиры, по которому могли свободно перемещаться даже среди ночи, не включая свет. Потому что практически всем сайтенам еще в детстве вживлялись глазные имплантаты, дающие возможность видеть во тьме так же хорошо, как и на свету.
Откинувшись назад, Пепел увидел, разумеется, стену мрака, прошитую тусклым светом далеких звезд. А на фоне этой стены – темный треугольник корабля вильдера.
– Однопилотный «корвус», – сообщил он остальным. – И где он только откопал эту рухлядь?
– На свалке возле астероидного облака Хлам в тридцать четвертом секторе, – объяснил Град. – Там этого добра навалом. «Корвусы», «мугалы», «оркоты» – их там сбрасывали десятками, если не сотнями, после семидневной войны между весперами и энтурийцами.
Пепел взял в руку магнитный захват и совсем несильно не кинул даже, а толкнул его вверх. Захват неторопливо полетел по очень пологой дуге, как будто собирался обогнуть округлый сверху корпус харвестера. А следом за ним, отмечая пройденный маршрут, тянулся тонкий страховочный линь.
В невесомости не нужно прилагать больших усилий, чтобы кинуть предмет. Гораздо труднее заставить его остановиться в нужном месте. Пропуская линь сквозь неплотно сжатые пальцы, Пепел выжидал нужный момент. И когда этот момент настал, он резко дернул линь на себя и вверх, как будто подсекая пойманную на крючок рыбу.
