– Мы сами будем решать, что и где строить, кого принимать, вопрос об освоенцах должен решаться здесь, так будет справедливо.
– Кто это «вы» – ты и твои одноклассники?
– Нет, в первую очередь, конечно, взрослые. Но и мы должны принимать участие в обсуждении. Это тоже будет справедливо.
Два раза подряд он повторил – «справедливо». Как часто я слышал это слово в семейной жизни!
Я подсел ближе к терминалу и спросил у Арчи:
– Извини, я отвлеку тебя. Ты в этом году кончаешь школу?
Он настороженно кивнул.
– Как дела у отца?
– Хорошо.
– Слушай, а Митя Танеев у вас? Его отец беспокоится…
– Не беспокоится, – отвечает Арчи. – Митя пять минут назад говорил с отцом.
– Ну, прекрасно. Да, – начал я небрежно, несколько даже лениво, – если тебе не трудно, позови-ка тетю Валю.
И настороженно замираю.
– Зачем ее звать? – удивляется Арчи. – Она… – Осекается, смотрит виновато вбок и сквозь меня.
– Чего там, Валентина, – негромко говорит Кузьма, – стыдно учителю прятаться за спины учеников. Некрасиво!
– Вот ты и ошибаешься, Кузьма, – говорит Валентина, возникая на месте Арчи. – Я не прячусь. Просто не вмешиваюсь. Они достаточно умны, чтобы решать проблемы лучше нас.
– С каких пор захват атмосферного реактора стал предметом школьной программы? – спрашиваю я.
– А, здравствуй, Арам, – спокойно отвечает Валентина. – Может, ты объяснишь Кузьме, что учитель должен быть рядом с учениками всегда, и особенно в такой час?
– Попытаюсь. Но, может быть, ты объяснишь нам, чего добиваются твои подопечные и что означает безобразие с реактором?
Она несколько секунд оценивающе смотрит на меня, а мне хочется выть от обиды и кричать: «Обманули! Обманули-и-и-и!»
Но я подавил свой крик, а в глазах Валентины вспыхнул огонь, и она заговорила. Ее слова неслись все быстрее и быстрее, сливались в гул, вместе с тем я прекрасно различал и понимал все слова.
Говорила она о ненужности фазоинвертора, о чудовищной растрате сил и ресурсов, о напрасных жертвах во имя опасных, да, опасных идей контакта. Ничего хорошего контакт не принесет и принести не может, поскольку люди явно отстают в техническом развитии от тех, чей зонд был найден, а если бы не отставали, то нашли бы зонд землян в их мире, а чужой всегда остается чужим, даже если это и разум. И вообще любой контакт между разумами есть экспансия. Культурная, идеологическая, экономическая – не важно какая, но экспансия. Голый энтузиазм не окупит и миллионной затраты на звездную экспедицию, а потому если не ожидаются пряности, рабы, сырье или на худой конец новые территории для освоения, жизненное пространство, то никто не даст и ржавого болта на строительство корабля. А встреча разумов неизбежно кончится доминированием одного над другим, как бы это утешительно ни называли: сотрудничество, дружба и тому подобное.
Я хотел возразить, что она немного спутала эпохи, веков так на пять-шесть, если не больше, но остановить ее было невозможно. От чужого разума она перешла к чужакам на Марсе, и вновь я слышал об однородности здорового организма, о ненужности инородных тел, о необходимости строгого отбора приезжающих, а лучше всего вообще на несколько лет прекратить насыщение планеты плохо обученными людьми без квалификации.
О справедливости она говорила, о том, что Марс должен решать свои дела сам и выбирать Управителей сам по своим критериям. В первую очередь они снимут возрастной ценз, и молодые наконец получат свой голос в управлении. Она рассказала о планетарной программе, разработанной здесь, на Красной. Да, все люди – одна семья, говорила она, но нельзя же вечно жить в коммунальной квартире. И разве не будет лучше, если каждый член семьи будет иметь свой дом и будет хозяином своего дома, разве не возрастет уважение друг к другу…
– Да кто же вас не уважает? – спросил Кузьма.
Она холодно посмотрела на него и заявила, что сейчас они будут не просить, а требовать. Для начала – автономию. Если Земля собирается вступать в сомнительные контакты невесть с кем, на то ее воля. Но здесь, на Красной, будет оплот человека и человеческого. Это план на завтра. Что же касается сегодняшних забот, то они ликвидируют позорную систему стратификации, построенную на более чем сомнительных тестах. Долой расслоение школ, деление учеников на лучших и худших. Равные права и равные возможности для всех без исключения. Слабые только подтянутся среди сильных, а сильные помогут слабым. Но здесь не будет сильных и слабых. Все будут равны, потому что каждый найдет себе дело по душе, и каждый получит естественное воспитание. Он будет сыном, а не пасынком природы…
– Знакомые песни, – прошептал за спиной Алан. – Пусть мне натрут уши песком, если здесь не гуляли экологисты.
Я ничего ему не сказал, а Валентина тем временем, глядя расширенными глазами перед собой, говорила, говорила. Она обращалась к нам, к нашему здравому смыслу, призывала внимательно всмотреться в холодный рациональный быт, ужаснуться ему. Тут словно впервые увидела меня, улыбнулась и продолжала не звенящим от напряжения, а ласковым, мягким голосом:
– Бегите из-под тени деревянных облаков к настоящим деревьям и травам под настоящими облаками.
Она помнила мой сон и мой рассказ о нем. Но вот снова голос ее поднялся высоко, и снова она обличала и клеймила, требовала справедливости, обещала превратить Марс в подлинное братство людей по духу, по крови, по цели. В противном случае, спокойно заключила она, они заявят о себе так, что все содрогнутся! Если мир настолько туп и прожорлив, что не может услышать голос разума, то они принесут себя в жертву, если это единственный способ всколыхнуть тихое болото!
И замолчала.
Алан смотрел на нее с восхищением.
– Послушайте, – сказал он нам, – они, конечно, круто завернули, но решать Совету. Надо срочно передать…
– Ты все сама придумала или кто помогал? – спросил Кузьма. Валентина повернула голову и что-то сказала в сторону. Мы услышали слабые шаги, треск затягивающейся перепонки.
Она говорила не только для нас, догадался я, возможно, что в первую очередь не для нас. А теперь отослала ребят.
– Извини, Кузьма, а почему ты вмешиваешься в дела, не имеющие к тебе отношения?
– Ты же вмешалась!
Лицо Валентины исказилось от гнева. Слова ее стали жестокими. И снова обличения, обвинения и приговоры… Досталось всем – равнодушным, заевшимся, консерваторам, не признающим естественного воспитания, досталось фанатикам контакта, к которым, по ее словам, не мешало бы присмотреться, почему это они с таким рвением идут на все ради сомнительной цели. Они могут быть носителями воли чужих, сознательно или бессознательно. А мы, вместо того чтобы объединяться перед лицом внешней опасности, не можем навести порядок в своем доме.
– Через сутки мы должны получить ответ, – сказала Валентина. – Если наши требования не будут приняты, мы взорвем реактор. И себя.
